Бандиты
Шрифт:
– Пока я здесь, со мной ничего не случится, – заверил его Джек. – Вот если выйду из бара, могу и под машину угодить.
– Тебе завтра ехать в Карвиль. Не забыл?
– Жду не дождусь.
– Я подъеду к семи. Будут читать розарий по твоему другу Бадди. Священник из Кеннера, из прихода Божьей Матери Заступницы.
– Об этом он всегда мечтал, – подхватил Джек. – Чтоб розарий читали.
– Да! – спохватился Лео. – Мне еще раз звонила сестра Тереза Виктория из Карвиля. С тобой поедет кое-кто еще, хочет проводить умершую. Составит тебе компанию. Ты же не будешь против, а?
– К
Лео отпил из бокала и спросил:
– Ты все сказал? – И отпил еще глоток. – Это не родственница, а сестра, в смысле – монахиня. Она подобрала эту девушку там, в Никарагуа, привезла сюда на лечение. Я как раз возился с твоим приятелем, когда позвонила сестра Тереза Виктория. Она куда-то торопилась, быстро мне все сказала и повесила трубку.
– Так я за монахиней еду? В смысле, померла-то монахиня?
– Слушай внимательно, – повторил Лео. – Умерла молодая женщина из Никарагуа, двадцати трех лет. Я записал ее имя, блокнот лежит на стойке в бальзамировочной. Имя этой монахини, которая поедет с тобой, сестра Люси. Тоже записано. Дошло?
– От чего она умерла?
– От чего бы ни умерла, это не заразно. Ясно тебе? Завтра в час ты заедешь за сестрой Люси в миссию Святого Семейства на Кэмп-стрит. Знаешь, где это?
– Где бесплатная кухня.
– Вот именно. Она тебя ждет.
– Если не о чем будет с ней говорить, почитаем розарий.
– Ради бога. – Лео допил последний глоток. – Ты в норме?
– Полный порядок.
– Не забудь. В час дня.
– Нет проблем.
– Лучше бы тебе посидеть нынче дома.
– Все еще беспокоишься за меня?
– Твой приятель лежит у меня на столе в бальзамировочной, а ты уже допился до чертиков. В честь кого «Сэзирак», в честь Бадди или Хелен?
Джек улыбнулся, расслабленно, успокоенно. Это был его любимый бар, здесь он мог провести остаток дня, потихоньку отхлебывая из бокала. За окном идет дождь, темнеет – можно сказать, созданы все условия.
– Тебе хочется спросить меня о Хелен, верно? – пошел он навстречу Лео. – Что я почувствовал, снова увидев ее? Тебе до смерти хочется об этом узнать, да?
– Я тебе уже сказал, – ответил Лео. – Мне не понравилось, когда я об этом услышал.
– Тогда тебе будет приятно узнать, что сердце мое не дрогнуло при виде ее.
– Сердце? А как насчет других частей твоего тела?
– Очарование ушло, – покачал головой Джек. – Она завила волосы, это уже совсем не то. Но знаешь что, Лео? Как она пахнет, ммм! Я знаю, это очень дорогие духи, я как-то стащил такие с туалетного столика в отеле «Пибоди» в Мемфисе и подарил Морин.
– Потому что чувствовал себя виноватым перед ней, – вставил Лео.
– Может, и так. Морин как вскрикнет: «Джек, они ведь стоят сто пятьдесят долларов за унцию! Джек, ты купил их? Скажи мне
– То есть он тебя выгнал.
– И все думали, что я торгую кофе. У меня был один приятель-коммивояжер, продавал «Луизиану». В воскресенье вечером попрощаюсь с Морин, в пятницу уже снова сижу в баре в Нью-Орлеане или в Бее, а тем временем какой-нибудь постоялец в Нэшвилле пристает к администратору гостиницы: «Нет, вы мне скажите, как они могли проникнуть в номер, если цепочка все еще висела на двери, когда мы проснулись?»
– А в самом деле, как? – удивился Лео. Зазвенели ножи и вилки – Генри, чернокожий официант, накрывал поблизости столик. Джек вдруг сообразил, что никогда не посвящал Лео в подробности, никому не рассказывал даже о том, как познакомился с Бадди. Что ж, теперь Бадди Джаннет мертв. Можно спокойно рассказывать направо и налево про ту ночь. Но не слишком ли он разболтался?
– Не в том дело, – сказал он. – Я к чему говорю: Морин всегда подозревала, что я чем-то не тем занят. Я ведь совершенно не разбираюсь в кофе, знаю только, что некоторые его пьют. Но я уверен, она никому и слова об этом не сказала.
– В отличие от другой девицы, которую мы только что упоминали, – добавил Лео.
– Что у тебя на уме, Лео? Выкладывай.
– Ты всегда был малость не в себе, Джек, но дураком тебя не назовешь, – заговорил Лео. – Иезуиты учили тебя думать, знать всему цену. Только я вот чего не понимаю: эта рыжая девка крутила тебе яйца и ты ей все позволял…
– Не совсем так.
– А такая замечательная женщина, как Морин, все бы отдала, лишь бы выйти за тебя замуж. Все при ней – и внешность, и ум, хорошее католическое воспитание, а готовит она даже лучше, чем твоя мать и Риджина.
– Ты работал на своего отца и на ее отца, – ответил Джек. – Я понимал: если женюсь на Морин, то стану зятем погребальной конторы «Муллен и сыновья». Это на всю оставшуюся жизнь, ничего другого уже не будет – чтобы понять это, и иезуитского колледжа не требуется. Все равно что угодить в тюрьму.
– Морин было все равно, где ты работаешь, – возразил Лео. – Она по тебе с ума сходила.
– Морин требуется надежность, чтобы все было как надо. Вот почему она вышла за доктора, за это ничтожество с усиками и галстуком-бабочкой. Да не о том речь, – перебил сам себя Джек. – Ты спрашиваешь, почему я не женился на Морин? Да, она милая, сладкая, да. Я мог бы уложить ее на спину, мог бы показать ей, что такое настоящая жизнь, а не вся эта фигня. Хочешь знать, почему я на ней не женился? Задушевную тайну мою хочешь знать?
– Допился, – вздохнул Лео. – Наговоришь такого – сам потом пожалеешь.
Джек оглянулся по сторонам и поближе наклонился к Лео, перегнувшись через столик.
– У меня было предчувствие: как только Морин выйдет замуж, она начнет жиреть. Я мог бы внушить ей другие взгляды на жизнь, но изменить ее метаболизм я не в силах.
– Ты это серьезно? – уставился на него Лео.
– Взять хоть бы мою сестричку Риджину – тоже не мотылек. Как-то раз я разозлился на нее и сказал: «Знаешь, на кого ты похожа? На надувной матрас в кроссовках».