Банджо
Шрифт:
Глядя на Фитцджеральда, который, лежа в гробу, установленном на катафалке, казался просто мирно уснувшим (казалось, он пышет здоровьем и выглядит вполне счастливым), кто-то сказал:
— Он наверняка уже предстал перед Верховным Бутлегером на небесах. Оттого и выглядит таким счастливым.
У Фитцджеральда на устах застыла приятная улыбка, словно он только что выпил отличного виски; трудно было поверить, глядя на его розовые щеки, что он действительно мертв.
Гэс не смог присутствовать на похоронах; его рана в боку оказалась значительно опаснее, чем ему показалось в первый момент — пуля прошла
Бесси все время была рядом, хотя ей уже было пора отправляться в Нью-Йорк, где она должна была выступать с оркестром Бенни Гудмена.
— Бесси, — сказал Гэс, стараясь придать своему голосу твердость и даже некоторую суровость, — через пару дней я уже поднимусь на ноги. Так что, пожалуйста, садись на поезд и поезжай в Нью-Йорк.
— Пару дней могут и подождать. А не могут — пускай катятся, — ответила Бесси.
Она ни за что не хотела ехать, но доктор заверил ее, что кровотечение остановлено и никаких осложнений не предвидится — раны должны зажить достаточно быстро.
— Гэс, — спросила Бесси, — ты действительно хочешь, чтобы я поехала?
— Конечно, — очень серьезно сказал Гэс. — Я хочу, чтобы ты покорила Карнеги-Холл.
— Я уеду на месяц, не больше.
— Меня беспокоят только твои белые конфетки. Мне всегда говорили, что кокаин лишает человека рассудка, и он может натворить Бог знает что. И во мне постоянно живет этот страх.
— Я буду осторожна. К порошку прикоснусь только тогда, когда мне будет совсем тошно. А с тех пор, как ты вернулся, настроение у меня все время отличное.
— Ладно. Споешь что-нибудь специально для меня, хорошо?
— Конечно, обязательно, — сказала Бесси, рассмеявшись. — Слушай радио — я буду петь для тебя.
И она поцеловала его. Поцелуй был долгим и нежным.
Ее отвезли на вокзал, и она попросила передать Гэсу, что все в порядке.
Но она не знала, как не знал этого и Гэс, что люди Мики Зирпа следили за каждым ее шагом и что Зирп, зная ее слабость к наркотикам, подослал двух человек — мужчину и женщину, — чтобы они повсюду следовали за ней. Они были веселыми людьми, остроумными, прекрасно одетыми, молодыми, черными и красивыми; они производили впечатление людей, живущих в свое полное удовольствие, без всяких забот. Они паразитировали на пагубной привычке и получали большие доходы.
Они познакомились с Бесси в поезде, и к тому времени, когда роскошный поезд прибыл в Цинциннати, уже делились с Бесси наркотиком, но это был не кокаин, а героин. Наркотик тут же свалил ее с ног, но, отоспавшись, она снова приняла его. Правда, поначалу Бесси пыталась отказаться — до Нью-Йорка, “Большого Яблока”, оставалось совсем недалеко:
— Ребята, подождите, мне в Нью-Йорке нужно много чего сделать! Но они лишь смеялись и приговаривали:
— Да брось, Бесси, тебе будет хорошо, а раз хорошо — так и дела пойдут хорошо. — И радостно подсовывали ей наркотик.
В Нью-Йорк они прибыли в состоянии наркотического блаженства. Разместились все вместе в гостинице “Вэн-Вингерден”. И тут они окончательно сломили сопротивление Бесси, пристрастив ее к новому наркотику.
Но Гэс ни о чем не подозревал. От Бесси пришла открытка из Нью-Йорка: “Все в полном порядке, жаль, что тебя нет со мной”. ИГэс успокоился. К тому же голова у него была занята другим: ему предстояло многое обдумать после визита, который секретно ему нанес Пендергаст.
Пендергаст принадлежал к старой школе, и хотя его никак нельзя было бы назвать “джентльменом” — несмотря на его богатую и изысканную одежду, — этот крупный, полный человек был боссом из боссов.
Он сразу перешел к делу.
— Прежде всего, Гэс, я хочу сказать, что я оценил то, с какой быстротой и решительностью ты действовал против людей из Чикаго.
— Спасибо, сэр, — сказал Гэс, глядя в потолок.
— Но понимаешь, в газетах из этого такое раздули!
— А разве вы не можете унять газетчиков? Я хотел нанести удар прежде, чем они успеют смыться.
— Ладно, все правильно, Гэс. — У Пендергаста было красное лицо тучного человека и большой живот, на который осыпался пепел с его большой сигары. — Решение было принято, и все было исполнено очень чисто. И это позволяет тебе занять место Фитцджеральда. В конце концов, покойный хотел видеть на своем месте именно тебя. Я думан ты справишься.
— Я буду в офисе завтра в восемь утра, — сказал Гэс.
Пендергаст поднялся из кресла и, гордо неся перед собой свой живот, направился к двери. У самой двери он остановился, повернулся и сказал тихим, спокойным голосом:
— Фитцджеральду были устроены достойные похороны.
— Спасибо.
— И вот еще что я тебе скажу. Я уверен, что на выборах победит Рузвельт. А это значит — конец “сухому закону”. После небольшого молчания Гэс ответил:
— Да, сэр, я понимаю.
Ну что ж, бутлегерству конец; значит, нужно будет начинать что-то новое. Деньги, заработанные на незаконной продаже спиртного, следует пристроить с умом. Надо будет хорошенько подумать. Проституция — это гадко. Кража машин, вымогательство? Мелко. Ростовщичество? Доходно, но требует серьезной защиты. Подкуп, взятки? Слишком хлопотно. Наркотики? Сбыт даже небольших количеств приносит хороший доход. Но у Гэса было предубеждение против них; ему претило зарабатывать деньги на тех, кто не мог устоять, и на тех, кто уже жить не мог без наркотиков. Что остается? Азартные игры, букмекерство на скачках, собачьих бегах, спортивных соревнованиях...
Да, надо все это тщательно обдумать. Он получил предупреждение, а ведь большинство людей таких предупреждений не получают, они не знают, что завтра может все перемениться. И останутся ни с чем.
Но времени для принятия решения было еще достаточно; к тому же, кроме солидного счета в банке, у Гэса имелся тайник, в котором, в стальном ящике, хранилось достаточное количество тысячедолларовых купюр.
Прежде всего, надо было срочно обезопасить себя и организацию от Мики Зирпа, которого поддерживала мафия и синдикат Капоне.