Банкротство
Шрифт:
Тьельде. Что ж, ничего не поделаешь! Но эта новость отравляет мне сегодняшний радостный день. Мне будет не хватать вас, Саннес... Никогда прежде я не испытывал подобного чувства.
Фру Тьельде. Я как-то не представляю нашего дома без Саннеса!
Тьельде. Пожалуй, пора вернуться в комнаты, дорогая?
Фру Тьельде. Да, милый, здесь сразу стало неуютно.
(Он увозит ее в дом.)
Сигне (собираясь уйти с Вальборг, смотрит на
(Уходит, оглядываясь на них.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Вальборг, Саннес.
Саннес, думая, что он один, не скрывает своего отчаяния, хочет идти, но, заметив Вальборг, сразу овладевает собой.
Вальборг (с упреком). Саннес?
Саннес. Что прикажете, фрекен?
Вальборг (отворачивается, но потом снова обращается к нему, правда, не глядя на него). Вы в самом деле решили нас покинуть?
Саннес. Да, фрекен.
(Молчание.)
Вальборг. Значит, больше мы не будем стоять каждый у своей конторки, спиной друг к другу?
Саннес. Нет, фрекен!
Вальборг. Жаль! Я так привыкла к этому.
Саннес. Ну что ж, вы скоро привыкнете к другому. К другой спине.
Вальборг. Другой — это другое дело.
Саннес. Извините, фрекен, у меня сегодня неподходящее настроение для шуток.
(Хочет уйти.)
Вальборг (смотрит на него). Это все, что вы хотите сказать мне на прощание?
(Молчание.)
Саннес (останавливается). Я хотел проститься после обеда — сразу со всей семьей.
Вальборг (делает шаг к нему). А вам не кажется, что сначала нам следовало бы объясниться с глазу на глаз?
Саннес (холодно). Нет, фрекен!
Вальборг. Значит, вы считаете, что наши отношения сложились так, как они должны были сложиться?
Саннес. Видит бог, я этого не считаю.
Вальборг. Но вы считаете, что во всем виновна я одна, и хотите отмахнуться от разговора?
Саннес. Я готов принять вину на себя. Теперь уже все равно ничего не изменишь.
Вальборг. А если виноваты мы оба? Неужели вам это безразлично?
Саннес. Нет, конечно. Но я ведь уже сказал, что не хочу ничего выяснять.
Вальборг. Зато я хочу.
Саннес. Когда меня не будет, вы сможете на досуге во всем разобраться.
Вальборг. Но если произошло какое-то недоразумение, не лучше ли выяснить его вдвоем?
Саннес. Какое же тут недоразумение? По-моему, все очень
Вальборг. А, по-моему, нет. Что, если я считаю себя глубоко обиженной?
Саннес. Я же сказал вам, я готов взять всю вину на себя.
Вальборг. Но я не хочу, чтобы вы оказывали мне какую-то милость, Саннес, я хочу, чтобы вы меня поняли... Можно мне задать вам вопрос?
Саннес. Как вам угодно, фрекен.
Вальборг. Почему вначале — в первый год и даже позже... нам было легко друг с другом? Вы не задумывались над этим?
Саннес. Не раз. Наверное, потому, что мы говорили только о делах.
Вальборг. Вы были моим учителем.
Саннес. А когда вы перестали нуждаться в моих объяснениях...
Вальборг ... в конторе воцарилось молчание.
Саннес (тихо). Да.
Вальборг. Я была вынуждена замолчать. Ведь что бы я ни говорила, что бы ни делала, вы все перетолковывали в дурную сторону.
Саннес. Перетолковывал? Нет, фрекен, просто я слишком хорошо вас знал.
Вальборг. Да, я жестоко поплатилась за свое прежнее поведение.
Саннес. Боже меня сохрани быть к вам несправедливым. Многие ваши поступки делают вам честь. Вы чувствовали ко мне сострадание — были вынуждены в конце концов его почувствовать. Но я не выношу сострадания, фрекен.
Вальборг. А если это была благодарность?
Саннес (тихо). Вот этого я больше всего и боялся! Потому я и был начеку.
Вальборг. Согласитесь, Саннес, что мне было довольно трудно иметь дело с человеком, который так настроен.
Саннес. Вы правы. Но согласитесь и вы, что мне было трудно поверить в искренность интереса, который родился от случайного стечения обстоятельств. Ведь в других условиях я был бы для вас несносен и скучен, и я отдавал себе в этом полный отчет! А служить вам забавой в часы досуга я не хотел!
Вальборг. Но ведь вы глубоко несправедливы! Несправедливы именно потому, что не хотите считаться с обстоятельствами. Вдумайтесь в них, и вы поймете, что женщина, которая привыкла жить за границей, вращаться в столичном обществе, становится совсем другой, когда оказывается дома, одна, и когда ей приходится работать, чтобы исполнить свое истинное назначение в жизни! Она и о людях начинает судить иначе. Те, кто раньше ослепляли ее, оказались ничтожествами, когда жизнь потребовала от них преданности, самоотречения, борьбы. А тот, над кем она раньше смеялась, стал в ее глазах образцом того, что господь бог велит называть человеком... когда она очутилась с ним вдвоем, в рабочей конторе отца. И, по-вашему, такая перемена неестественна?