Баночка румян

Хаксли Олдос

– Я этого не вынесу, – произнесла она, стараясь не думать о нищенках, о посиневших губах и пергаментно-жёлтых лицах, – не вынесу. – Опустилась на стул.

Только представить себе –

такой вот любовник, беззубый, морщинистый, с синими, искривлёнными в улыбке губами. Она закрыла глаза, содрогаясь от одной этой мысли. С души воротит. Помимо воли взглянула ещё раз: глаза у Софи были тусклые, тяжёлые, как свинец, почти совсем мёртвые. Что же делать? Лицо старухи было укором, обвинением, напоминанием. Ей делалось дурно от одного его вида. Она никогда не чувствовала себя такой разбитой.

Софи медленно, с трудом разогнулась, лицо её искривилось от боли. Медленно направилась к комоду, медленно отсчитала шесть пар шёлковых чулок. Вернулась к чемодану. Боже мой, да это сама Смерть!

– Ужасно, – убеждённо повторила Мадам, – ужасно. – Нужно отправить Софи в постель. Но без служанки не собраться. А ехать надо во что бы то ни стало. Завтра утром. Ведь она сказала Эжезиппу, что уедет, а он не поверил, посмеялся. Она должна дать ему

хороший урок. В Риме Луиджино. Такой очаровательный мальчик, к тому же маркиз. Кто знает… Но перед глазами – только лицо Софи: свинцовые глаза, синеватые губы, жёлтая, сморщенная кожа.

– Софи, – внезапно выкрикнула она, с трудом удерживаясь от визга, – подойдите к туалетному столику. Там стоит баночка румян – «Дорин», номер двадцать четыре. Положите немного на щёки. В ящичке справа – губная помада.

Она твёрдо решила не открывать глаза. Софи встала, – как жутко хрустнули суставы! – подошла к туалетному столику и простояла там, копаясь целую вечность. Что это за жизнь, Господи, что за жизнь! Наконец поплелась обратно. Мадам открыла глаза. О, так лучше, гораздо лучше!

– Благодарю вас, Софи. Так вы выглядите куда менее усталой. – Она проворно вскочила. – А теперь нам надо поторапливаться. – Полная сил, подбежала к шкафу. – Боже милосердный, – воскликнула она, воздевая руки, – вы забыли положить моё голубое вечернее платье! Софи, ну как можно быть такой бестолковой?!