Банши. В плену Оборотня
Шрифт:
Оборачиваюсь, оглядывая красивую спальню, которая так и остаётся чужой. Взгляд падает на рюкзак. Внутри него, в потайном кармашке, спрятано моё избавление. Конечно, если хватит смелости пойти до конца. Уже пару недель всё откладываю и откладываю, но пора прекращать. Либо я рискну, либо останусь пленницей зверя, любящего не меня, а образ из прошлого.
Ноги не очень-то слушаются. После ухода наёмника сердце сильно трепыхается в груди, от чего бросает в холодный пот. Меня сковывает страх, что потеряла Доминика навсегда. Трясущимися руками открываю молнию рюкзака. Достаю мешочек. В моей ладони волчья погибель –
Ворочаюсь во сне до самого утра. Совесть уже начинает испытывать на прочность. Первым долгом, как полагается невесте хозяина замка, привожу себя в надлежащий вид. А потом привожу план в действие. Отправляюсь в кухню, предложить свою помощь. Моё появление, прислуга воспринимает с испугом. Все сторонятся и избегают, словно я прокажённая. И только одна девушка подходит ко мне. На симпатичном лице широкая улыбка.
– Вам чем-нибудь помочь, мисс Кейлин?
– Хочу сама приготовить завтрак будущему мужу.
– Вы же запачкаетесь. – вытирая руки о фартук, беспокоится молоденькая служанка.
– Это всего лишь сарафан. Я устала сидеть без дела. Мне нужно чем-то заняться, иначе умру от скуки.
– Тогда помогите с тестом. Напечём свежего хлеба и булочек. – воодушевившись, она берёт огромный мешок муки и перекладывает его ближе к столу.
По повадкам и силе, которая не свойственна обычным девушкам, догадываюсь, что рядом со мной волчица, а не человек. Понаблюдав за нами некоторое время и остальная прислуга расслабляется. Все принимаются за работу. Пока выпекаем хлеб в печи, я жарю яичницу с беконом.
– Господин любит с чёрным перцем, да побольше. – подсказывает Ева.
Во время готовки успеваем познакомиться поближе. Девушка совсем не вписывается в мрачную атмосферу замка. Она как солнышко. Яркая и тёплая.
Служанка отходит проверить, не подгорает ли хлеб, а я в свою очередь, тихонько посыпаю яичницу аконитом. На вид не отличается от пряной приправы. А судя по тому, что Доминик у ясновидящей съел похлёбку, ничего не заподозрив, запаха яд не имеет. Выдыхаю с облегчением, радуясь, что удалось провернуть задуманное. Осталось вытерпеть самое страшное.
Я помогаю накрыть на стол. А на душе скребут кошки. Совесть атакует раз за разом. Мне не спокойно.
«- Прекрати! Он монстр! – мысленно ругаю себя. – Чудовище должно умереть!»
Но у совести на происходящее свой взгляд. Убийство есть убийство, тем более в моём случае. Оно ведь преднамеренное и спланированное. Руки немеют, словно совершаю что-то ужасное, хотя Питер заслуживает смерти. Не должна мучить себя, но тяжело справляться с давящим изнутри чувством.
Альфа входит в столовую. Он вскидывает одну бровь, не ожидая меня увидеть. Привык, что всегда опаздываю на завтрак.
– Мисс Кейлин помогала готовить для вас! – сообщает Ева, склонив голову перед хозяином и вожаком стаи.
– Даже так? С удовольствием попробую. – он садится на своё место. – Можете идти. Оставьте нас с будущей женой наедине.
Прислуга моментально испаряется из столовой. К горлу подступает ком. Сильно нервничаю, ладони потеют. Питер берёт столовые приборы и приступает к еде. Он отрезает небольшой кусочек.
–
Его рука застывает с вилкой у самого рта.
– Доброе утро, дорогая!
Я впиваю ногти в собственную кожу, чтобы не дать себе сорваться и рассказать правду. Терпи Кейлин, терпи! Альфа кладёт отрезанный кусочек в рот, затем ещё один и ещё. А моё сердце проваливается в пятки.
– Питер! – резко вскакиваю со стула.
– Что милая? – спокойно спрашивает, продолжая есть.
Подбегаю к нему и скидываю тарелку на пол. Я не могу! Он умрёт, но только не от моих рук.
Оборотень поднимает на меня глаза и вдруг начинает задыхаться. Одной рукой хватается за горло, а второй показывает на графин. Становится так страшно. Подбегаю к комоду, наливаю в стакан воды, которая вряд ли чем-то поможет. Разворачиваюсь и уже собираюсь передать ему, как он откидывается на спинку стула и заливается в горьком пугающем хохоте.
– Моя маленькая, наивная Кейлин! Неужели ты думала, что зверя вроде меня способен убить аконит? Яд в моём случае безвреден. Столетиями приучал свой организм.
В ужасе оглядываюсь по сторонам. Хочется бежать. Мне не справиться с чудовищем в одиночку. Он же встаёт, берёт нож и медленно приближается. Затем вкладывает холодный металл в мою руку и направляет остриём на свою грудь. Туда, где сердце.
– Если хочешь убить, то постарайся вонзить поглубже и повернуть разок, а лучше два, для надёжности.
– Не…не могу! – заикаюсь видя серьёзность в строгих чертах.
– Поверь, хуже уже быть не может. Буквально пару минут назад получил нож в спину.
В его серых глазах вижу только своё отражение и больше ничего.
– Ну же, милая, не бойся. Это просто! Я покажу.
И сам надавливает на рукоятку. Лезвие прорезает кожу. На белоснежной рубашке расплывается яркое алое пятно.
– Нет! – вырываю руку и швыряю нож подальше.
– Почему? Слишком слаба или же жаль меня?
Видимо всё же жаль. Откуда берётся это чувство непонятно. Он заслуживает гореть в аду. Нескольких столетий в тоске по возлюбленной недостаточно. Ему ничем не искупить свои злодеяния. Разве что смертью. Но кто я, чтобы судить и наказывать? Он получит по заслугам. Участь обязательно настигнет его. А я не убийца. Не в силах убить того, кто так искренне любит. Пусть и не меня, а мою внешнюю оболочку. Даже такое зло способно на настоящую и безоговорочную любовь.
Ухожу не давая Питеру ответа, и он не пытается остановить, просто позволяет уйти. Чувствую пристальный взгляд на спине. Только скрывшись за дверью, вдыхаю полной грудью. Трусиха! Ведь могла парой движений закончить всё.
Я выхожу на свежий воздух, пытаясь немного отвлечься. Подхожу ближе к обрыву, наслаждаясь прекрасным видом на долину. Распростёртая небесная даль успокаивает. Как же хочется стать птицей и улететь отсюда далеко-далеко. Внезапно поток мыслей прерывает аромат свежих цветов. Странно, но иногда чувствую их нежное и лёгкое благоухание даже в помещении. Оно появляется неожиданно и также быстро исчезает. Поворачиваюсь к замку, ища источник, но снова ничего. Каменное великолепие, возвышающееся надо мной слишком явно контрастирует с прекрасным запахом. Для свидетельницы стольких невинных смертей он схож с кладбищем.