Бар «Дракон»
Шрифт:
— Иди сюда, — позвал Дмитрий, — и бутылку прихвати.
— Мы что, будем плавать вместе? — Удивилась Алмис.
— Нет, мы будем обмениваться информацией! — Дмитрий оттолкнулся от края бассейна и поплыл.
— Ныряй! Здесь можно.
Алмис взяла с подноса, лежавшего под столиком, высокие шестиграные бокалы и разлила строфарии. Она осторожно пригубила из своего бокала — строфария оказалась непривычно терпкой и приятной на вкус.
— Я нашла тоннели, — Алмис присела на край бассейна, осторожно болтая ножками в теплой
— Ну и что? — удивился Дмитрий.
— Они оплетают город, атсаны ими не пользуются. Там только белые черви. Атсаны могли бы перекрыть или разрушить, чтобы черви не лезли. Но ничего не делают.
— Может быть, кербы? — Дмитрий вспомил Святую Ма-Мин и поежился.
— Нет, кербы копают небрежно, без облицовки, их тоннели бысто рушатся… — Алмис прикончила первый бокал и налила себе следующий. — Их творения не имеют четкой планировки. А эти выстроены по какому-то плану. Я восстановила чертеж. Но его кто-то стер с моего пьютера. Вроде, Бруня стерла, заведующая наша…
— Хм, — Дмитрий подплыл к Алмис, взял у нее бутылку и отхлебнул прямо из горлышка, — ну и что? — Что-что?! — обиделась Алмис, — судя по плану, ходы не были завершены, для полной симметрии не хватает кольца под ареной, там всего шесть ходов, а должно быть двенадцать…
— Ты так все хорошо рассмотрела? — Дмитрий допил строфарию и зашвырнул бутылку в центр бассейна. Образовавшийся водоворот утащил ее куда-то вниз. С тихим звяканьем в стене открылась ниша, в которой появилась еще одна такая же зеленовато-бурая бутыль.
— У меня хорошая память, — пожала плечами Алмис.
— А что ты хотела узнать от меня? — спросил Дмитрий.
— Кто ты, рыцарь?
— Я — вот! — Дмитрий лениво выставил из воды все свое тело, — какой есть. Алмис слегка смутилась и оглядела его тело с ног до головы сквозь строфарию в стакане:
— И все?
— А которая часть тебя интересует больше? Алмис тихонько прыснула в кулачок:
— Ты несерьезен, рыцарь!
— А ты, моя красавица? — Дмитрий шутя схватил Алмис за ногу и стащил в воду.
— Негодяй! — Алмис вывернулась и отплыла подальше, — я с тобой о важных делах говорю! Ее красная простыня поплыла вслед за ней, извиваясь, словно хищная змея. Дмитрий выбросил простыню на нефритовый берег и поплыл вслед за девушкой.
— Я?! Ты хочешь знать, кто я?! Я — Тромп, великий и ужасный!!! Я победил Строителей и засунул их хвосты к ним в задницы!!! Берегись! Тебе не уйти от меня! Алмис весело взвизгнула, выскочила из бассейна и принялась удирать во все лопатки, прячась среди гобеленов и подушек.
— Ты — Тромп? — весело кричала девушка, — не смеши меня, я сечас лопну от смеха! Ты — великий победитель, создавший мир? Ты — гадкий мальчишка, и мерность у тебя не больше десятки!
— Нет, я помню строителей и их нелепые дрязги, — Дмитрий наконец чуть не поймал ее, но Алмис увернулась. — Я помню их дела и жалкие потуги…
— Фу, дурак! — Алмис запуталась в своей мокрой простыне. Сгробастав девушку в охапку, Дмитрий хотел прижать ее к стене за гобеленом. Но гобелен затрещал, они кубарем провалились в черное отверстие и выбили хлипкую дверь, ведущую в соседнее помещение.
— Какого…? — Дмитрий выпутался из под алой простыни и уставился на двух голых мужиков, сидевщих за грубым столом. Между мужиками стояла початая бутылка зеленого цвета с надписью «Портвейн». У Дмитрия от тоски защемило под ложечкой:
— Мужики, вы кто?
— Я — Кац, философ-мокрокосмист… — представился первый, бородатый толстяк.
— Ефим Хуман, — коротко представился второй, усатый карлик с кривыми мохнатыми ножками, — а вы чего такой шум подняли?
Алмис отобрала у Дмитрия простыню и с писком сиганула назад, к голубой воде и нефритовому кафелю. Дмитрий остался один на один с мужиками. Присел за стол.
— Портвею?.. — Предложил Кац, уважительно косясь на пояс с ножнами.
— Угу, — Дмитрий принял у толстяка граненый стакан, до краев наполненный приторной отравой, знакомой до боли. Опрокинул залпом. Хуман подлил еще:
— Давно не пили соков Родины, сударь?
Дмитрий кивнул.
— Вот так, — Хуман повернулся к Кацу, — возрастание мерности не убивает старых привычек. Я же говорил вам, коллега, что мерность — это не более, чем внешняя характеристика.
— Ни фига, — возразил Кац, наливая себе полный стакан, — мерность — характеристика сущностная, но не столько для субъекта, сколько для мира в целом. Любой скачок мерности повышает общую энтропию. Глупые поступки оказываются чудесами героизма, а недавняя история оборачивается мифом. Хуже того: даже новейшая история! Многие, например, всерьез уверены, что атсанские хортикультуртреггеры только тем и занимаются, что выносят за жрутерами дерьмо. Или пожалуйста, послушать, хотя бы, старого пердуна с его мечом…
— Ланселота, — усмехнулся Хуман, — он, как вы правильно заметили, старый пердун, да еще и маразматик, поэтому не может служить корректным примером…
— Какой Ланселот? — Вмешался Дмитрий в ученую беседу.
— Ланс Банник, — хором ответили Кац и Хуман. Кац ткнул жирным пальцем куда-то в сторону:
— Вон он, нашел друзей и вешает им лапшу про Черный Замок.
— Где?! — Дмитрий вскочил из-за стола.
— Да вон же, вон! Действительно, за соседним столом собралась компания, центром которой был не кто иной, как старичок из бара «Дракон». Старичок опирался, словно на клюку, на свой здоровенный меч. И как ему позволили протащить сюда это чудище? Наверное, в пылу праздника действительно приняли за клюку. Накачанные мужики, судя по гербовым татуировкам на бицепсах — беглые рыцари короны, внимательно слушали, как старик, зажмурившись, монотонно проговаривает какой-то текст.