Барабан на шею!
Шрифт:
Коля понял: «Это замок возлюбленной товарища прапорщика!» Хельгу не назовешь слабой женщиной, но она впала в истерику, столкнувшись с тем, против кого она сражалась. Разве не он погиб три месяца назад, сцепившись с дорогим ей Паулем?! Всем, не только ей, казалось: тогда была схватка не на жизнь, а на смерть. Исчезновение поединщиков с поля боя воспринялось как обоюдное магическое убийство…
И вот он – враг номер один. В ее замке! Страхолюдлих потеряла голову: плакала, исступленно молотила руками в грудь солдата. А он лопотал что-то тихое и успокаивающее…
Женщина отскочила от парня, плетя защитное заклинание. «Дура! – ругала она себя. – Раскисла. Он же за тобой явился! Только бы успеть отомстить за Пауля!» Надежды преуспеть были ничтожными. Хельга полагала прапорщика Повелителем Тьмы, а раз долговязый Николас дрался с ним на равных, да еще и, будь он проклят, победил, то… То почему она еще жива?! Почему не атакована жестко и неотвратимо?!
Страхолюдлих оборвала заклятие.
– Он жив, – тихо повторил Коля в десятый раз, надеясь, что уж теперь-то его выслушают. – Просто в другом королевстве. И мы с ним не враги.
Аристократическая порода взяла свое. Хельга прекратила истерику, отерла белые щеки.
– Пойдемте, барон, – сказала она. – Молю вас поведать мне все без утайки. Согласны ли вы отужинать в этом доме?
– Почту за честь, – церемонно поклонился барон Николас Могучий, он же Лавочкин.
За окнами гостиной залы царила темень. Мягкий желтоватый свет магических несгораемых свеч создавал какой-то волшебный уют. Графиня позвала слуг, приказала подать ужин. Стол был роскошен: яства вкуснейшие (и главное, не курятина, а рыба с пирогом), вино отличнейшее.
– Мы никогда не враждовали с товарищем прапорщиком, – снова сказал парень. – Более того, он мой командир, старший по званию…
– Да-да, он говорил. Но ты сбежал, и он искал тебя, – пролепетала Хельга, пронзая Колю страдающим взором.
– Я не сбежал, а потерялся, – исправил солдат. – Провалился в ваш мир. И он последовал за мной. А после того, как он с вашей помощью догнал меня…
Лавочкин рассказал о приключении с чертовой бабушкой, об украденном знамени, об их путешествии по Дробенланду, о четверке убийц и старике-колдуне по имени Юберцауберер, из-за которого Коля и очутился в замке Страхолюдлих. Пришлось обмолвиться о тайном свойстве комнат-пещерок маленького народца. Впрочем, механику заклятия солдат благоразумно не разгласил.
– Короче, нам с Паулем нужна ваша помощь, – резюмировал парень.
– Да-да, я буду тотчас готова! – Хельга вскочила из-за стола. – А сумасшедшего Юберцауберера я знаю. Он у Дункельонкеля в казначеях ходил. И, поговаривали, хапнул все сокровища перед нашим поражением.
Вспомнив о давних событиях, она прищурилась и сжала зубы, отчего на бледных скулах выступили красные пятнышки.
– Типа деньги партии свистнул? – невинно поинтересовался Лавочкин.
– Простите? А, неважно. В общем, над ним легко одержать верх. Выступаем немедленно! Сейчас, только переоденусь и захвачу необходимое…
Графиня стремительно покинула гостя. Она все делала стремительно, чем, кстати, и нравилась Палванычу.
А Коля
Когда работает желудок, мозг предпочитает отдых, поэтому вскоре солдат задремал.
Ему приснился престранный сон, будто на дворе девятнадцатый век, двор в Рязани, а сам Лавочкин – купец первой гильдии, сокращенно «разгильдяй». Годков ему не меньше тридцати, женат он на Матрасье Бесстыдновой, коя во младости имела известность столичной куртизанки.
К моменту сна, если будет позволительно так обозначить точку входа в Колины грезы, у него и его супруги сложилась определенная судьба. Завелись дети. Семья гремела на всю сказочно богатую Рязань (как и ныне, в то время Рязань была богатой именно в сказках). Тогдашний губернатор Салтыков-Щедрин брал на карандаш каждое слово купчины-разгильдяя Лавочкина, а уж встречая Матрасью, вовсе валился наземь от сатирического смеха, угрожая уйти в отставку, дабы не кончить свои дни сердечным приступом на почве неиссякающего веселья.
Жена, скучая дома, вспомнила молодость. Коля погрустил-погрустил, пряча в русой шевелюре метафорические рога, да и ответил супруге взаимностью. Гуляя, барствуя и куража, то есть ведя жизнь сладкую, он стал попивать горькую.
Пьянка никогда никому не прибавляла ума. Принципы амурной конспирации постоянно нарушались, кутила Лавочкин дрался с оскорбленными мужьями и неизменно бывал бит. А уж поистратился под самую последнюю сотню тысяч рубликов. Матрасья сильно переживала за капиталы. Не снеся серьезных финансовых потерь, зачахла в одночасье, бедняжка. Померла.
Безутешный вдовец отдал детям все деньги и ушел с рыбным обозом на центральный рынок города, где и постиг науку воровать. Два калача да бутыль самогона – вот и все, что успел украсть начинающий вор, а потом его начали бить.
После того как в Рязани не осталось никого, кто бы ни побил бывшего купчину, он решил заделаться великим борцом. Полигоном для тренировок служил сеновал, куда для спарринг-боев сбегались окрестные девки.
Борцовская карьера Коли закончилась, когда на сеновал пришел кузнец, брат одной из поединщиц. Когда переломы Лавочкина срослись, он был вынужден жениться повторно. Жена его, Оглобля Кузьминична Кошелкина-Рязанская, оказалась слабее прославленного губернатора: умерла-таки от смеха, увидев суженого голым.
К личной Колиной трагедии добавилась общегосударственная. Грянула очередная русско-нерусская война.
Бывший купец добровольно записался в армию. Солдатом. Правда, его еще разыскивали за воровство и порчу девичьего населения губернии, поэтому он назвался другим именем. А хотя бы Эрастом.
Пошел Коля-Эраст на войну, в пехотинский полк. И длился бы этот эпический, достойный пера Толстого и компьютера Акунина сон бесконечно, если бы по дороге не приблизился наш герой к полковому знамени. Заговорило с ним знамя человеческим голосом, но приглушенно, словно издали: