Барабаны осени. Книга 1. О, дерзкий новый мир!

Гэблдон Диана

Когда начало темнеть и похолодало, мы сдвинулись еще теснее, и чтобы отвлечь Брианну, Фрэнк начал на память пересказывать Диккенса, обращаясь ко мне за помощью, когда забывал какой-нибудь отрывок. Ни один из нас не вспомнил бы эту историю сам по себе, но вдвоем мы благополучно справились. К тому моменту, когда появился зловещий Призрак Будущего Рождества, Брианна благополучно заснула под одеялами, — теплый, невесомый комочек, притулившийся у меня под боком…

Доводить историю до конца было уже ни к чему, но мы все равно ее закончили, помимо слов

многое говоря друг другу, и наши руки соприкасались под прикрытием одеял. Я вспомнила руки Фрэнка, теплые и сильные, и как его большой палец поглаживал мою ладонь и ласкал подушечки моих пальцев… Фрэнку всегда очень нравились мои руки.

Салон автомобиля наполнился туманом нашего дыхания, капли воды поползли по внутренней стороне залепленных снегом стекол. Голова Фрэнка казалась мне темной камеей, вырезанной на белом фоне. Он наконец наклонился ко мне, и его нос и щеки были холодными, но губы, коснувшиеся моих губ, — теплыми… и он шепотом произнес последние слова сказки.

— Благослови нас Господь, всех и каждого, — сказала я, заканчивая другую историю, и легкий угол совести, как осколок льда, пронзил мое сердце. В шалаше было тихо и вроде бы стало еще темнее; но ведь снег уже закрыл все щели…

Джейми протянул руку и коснулся меня.

— Спрячь-ка руки мне под рубашку, Сасснек, — тихо и мягко сказал он.

Я просунула одну руку спереди, коснувшись его груди, а другую положила ему на спину. Старые, давно зажившие следы кнута ощущались словно нити под его кожей.

Он накрыл мою руку своей, прижав крепче к груди. Он был очень теплый, и его сердце билось медленно и ровно под моими пальцами.

— Спи, a nighean donn, — сказал Джейми. — Я не позволю тебе замерзнуть.

* * *

Я проснулась внезапно, как-то вдруг сбросив с себя вялую дремоту, и почувствовала, что рука Джейми крепко сжимает мое бедро.

— Тихо, — едва слышно сказал он.

В нашем крошечном убежище было по-прежнему темно, однако что-то изменилось… Да, уже настало утро; нас укрывал толстый слой снега, не дававший доступа дневному свету, но всепоглощающая тьма ночи все же отступила.

А заодно отступила и тишина. Звуки, доносившиеся снаружи, были приглушенными, но различимыми. Я услышала то же, что слышал Джейми, — слабое эхо голосов, — и взволнованно дернулась.

— Тихо! — повторил он яростным шепотом и крепче стиснул мою ногу.

Голоса приблизились, уже почти можно было разобрать отдельные слова. Почти. Но как я ни старалась, я не могла понять, что говорят находящиеся снаружи люди. Потом наконец я осознала, что не понимаю их потому, что они говорят на языке, которого я не знаю.

Индейцы. Это было одно из индейских наречий. Но я бы могла догадаться, что это не язык тускара, даже не прислушиваясь к отдельным словам. Просто вся речь в целом звучала иначе; повышения и понижения тона были похожими, а вот ритм заметно отличался. Я смахнула с глаз волосы, чувствуя, как меня просто разрывает между двумя желаниями.

Там,

снаружи, были те, в ком мы отчаянно нуждались, — люди, которые могли оказать нам помощь; судя по голосам, в компании было несколько мужчин, они бы вполне могли донести Джейми до дома. Но с другой стороны — стоит ли нам привлекать к себе внимание незнакомых индейцев, которые могут оказаться просто-напросто бандитами?

Судя по тому, как насторожился Джейми, нам, пожалуй, не следовало с ними связываться. Он даже умудрился приподняться на локте и вытащил нож, держа его наготове в правой руке. И вытянул шею, выставив вперед небритый подбородок, — напряженно прислушиваясь к приближавшимся голосам.

Ком снега упал с крыши нашего шалаша, приземлившись прямо на мою макушку с мягким хлопком и заставив меня вздрогнуть. Мое движение вызвало новый обвал, и снег посыпался на нас мерцающим водопадом, припорошив голову и плечи Джейми, как дорогая белая пудра.

Его пальцы сжимали мою ногу настолько сильно, что запросто могли остаться синяки, но я не шевельнулась и не издала ни звука. Еще один ком снега свалился с неплотной колючей крыши над нами, оставив множество мелких щелочек, — и сквозь обнажившиеся иглы я могла увидеть кое-что из происходящего снаружи, глядя через плечо Джейми.

Склон перед нашим камнем уходил вниз, и те хвойные заросли, где я накануне ночью рубила ветки, располагался на несколько футов ниже нас. Все вокруг покрывал мощный слой снега; должно быть, его выпало за ночь не меньше четырех дюймов. Рассвет наступил совсем недавно, и встающее солнце окрасило черные деревья красным и золотым, и они сверкали, словно охваченные огнем, а снег, укрывавший землю, казался еще синим. Ветер снаружи усилился, его порывы, похоже, достигали немалой силы, потому что над елями и тсугой поднимались снежные облачка, похожие на дым.

Индейцы были по другую сторону хвойной рощи; теперь я слышала их голоса совершенно отчетливо. Они о чем-то спорили, судя по всему. Внезапно у меня промелькнула мысль, заставившая все мое тело покрыться мурашками: а что, если они пойдут прямиком через рощу и увидят обрубки ветвей там, где я добывала для нас крышу? Я ведь не старалась скрыть следы своих трудов; там наверняка полным-полно осыпавшихся игл, куски коры разбросаны под деревьями… Прикрыл ли снег ту борозду, которую я пропахала, волоча ветки сюда, к огромному камню?

Между деревьями что-то мелькнуло, потом я заметила еще один всплеск движения, — и вдруг они все оказались на склоне под нами, словно материализовавшись из воздуха между елями… как будто драконьи зубы внезапно выскочили из снега.

Они были одеты для долгого зимнего перехода, в меха и кожу, на некоторых были еще наброшены плащи — поверх кожаных штанов; на ногах у всех были мягкие мокасины. Все они тащили узлы с одеялами и провизией, на головах у них были меховые шапки, и у многих были перекинуты через плечо снегоступы. Видимо, сейчас снег был не настолько глубоким, чтобы эти предметы им понадобились.