Баранкин, будь человеком (с иллюстрациями)
Шрифт:
Но Зинка Фокина отмахнулась от меня, как от надоедливой мухи.
— Девочки! Да что же вы делаете! — кричал я изо всех сил.
Но они все словно оглохли и ослепли: они меня не видели и не слышали, словно я и вообще не существовал на свете.
Страшное кольцо продолжало сжиматься вокруг Кости Малинина все тесней и тесней.
Я заметался, потом взлетел вверх; оставалось только одно: сбить спящего Малинина с камня — взять его на таран! Быть может, он хоть от удара проснётся. Сложив крылья, я ринулся вниз, скользнул над травой и что есть силы ударил Костю головой в бок. От сильного удара в голове у меня все
— Какую свечку? — сказал ничего не соображающий Костя Малинин, протирая заспанные глаза.
Тогда я схватил его за лапу и потащил за собой в небо круто вверх. И откуда у меня только сила взялась? В одну секунду я поднял Костю Малинина, как на лифте, выше кустов.
Внизу, где-то там, под нами, раздался дикий визг девчонок.
— Это что, большая перемена? — спросил меня Костя одуревшим от сна голосом и закрыл глаза.
— Какая ещё перемена? — сказал я и наподдал Косте сзади лапой, чтобы он хоть немного пришёл в себя. В глазах у меня все ещё продолжало сиять какое-то северное сияние. — Ты что, ещё не проснулся, что ли?
— Сейчас, сейчас! — сказал Малинин. — Сейчас я наемся нектара и сяду за геометрию… А этому Мишке надо крылья оборвать…
— Какому Мишке?
— Яковлеву… из семейства отличников. Чтобы он не соглашался другой раз заниматься с нами в воскресенье…
Малинин хотел сказать что-то ещё, но вдруг перестал махать крыльями, громко захрапел и начал валиться в кусты, в самую гущину листьев.
— Костя! Не засыпай! Пропадёшь! — рявкнул я и стал валиться вслед за своим другом в кусты сирени, цепляясь на лету крыльями за сучки и листья.
От удара о ветку Костя опять проснулся. По ветке взад-вперёд ползали муравьи; они мельтешились у меня под ногами, и мне пришлось двум из них дать хорошего пинка, чтобы они не путались не в своё дело в такой, можно сказать, критический момент.
— Сейчас же превращайся из бабочки в трутня, слышишь? — сказал я Косте, разгоняя муравьёв.
— В какого трутня? Из какой бабочки? Ты что, Баранкин, свихнулся, что ли? — сказал Малинин и повалился на бок.
Вероятно, у спящего Малинина так всё перепуталось в голове, что он уже вообще ничего не соображал. Тогда я его приподнял за крылья:
— Превращайся в трутня! Слышишь, Малинин?
— Как это может человек превратиться в трутня? Ты, Баранкин, фантазей… из семейства чело-веев… то есть, че-ло-ве-ков… то есть, я спать хочу, — сказал Малинин и повалился на другую сторону.
Было слышно, как по саду с криками и визгом продолжали рыскать девчонки. Если они заметят в кустах яркие крылья Кости-махаона, мы пропали.
— Ты превратишься в трутня или нет? Последний раз тебя спрашиваю! — я снова поднял упавшего на бок Малинина, при этом я успел лягнуть задними лапами двух нахальных муравьёв, которые намеревались заползти мне под самое пузо.
— Ладно, Баранкин! — промычал Костя. — Если уж тебе так хочется… Только я сначала посплю…
— Нет! Сначала ты превратишься в трутня, а потом будешь спать! Слушай мою команду! — Я схватил Костю за передние лапы и стал изо всех сил трясти его, приговаривая:
— Повторяй за мной! Повторяй за мной!
Ни— Вот он где спрятался! — взвизгнул невдалеке голос Зинки Фокиной. — Я так и знала, что он далеко не улетит! Девочки! Окружайте куст!
«Все! Нас обнаружили! Мы пропали! — подумал я. — И Малинин опять заснул! И теперь я с ним уже ничего не смогу поделать!»
У меня при одной этой мысли опустились крылья, и я даже не стал распихивать муравьёв, которые опять наползли с разных сторон.
«Пусть ползают, — произнёс я мысленно, — теперь все равно…»
И вдруг именно в эту минуту раздался смех Кости Малинина.
Я с ужасом посмотрел в его сторону — уж не сошёл ли он во сне с ума от всех этих переживаний — и вижу, как два муравья ползают возле его брюха и щекочут Костю своими усиками. Они его, значит, щекочут, а он, значит, смеётся, тихо, правда, но смеётся, спит и смеётся. Вот, балда, как же это я забыл, что Костя Малинин больше всего на свете щекотки боится. Я ещё в лагере его сколько раз будил при помощи щекотки. Вот спасибо муравьям, что надоумили. И, не теряя больше ни секунды, я всеми четырьмя лапами сразу стал щекотать Костю под мышками. Тихий смех Кости-махаона сразу же перешёл в хохот, и он проснулся. Сразу же проснулся! И глаза открыл и совершенно спать перестал.
Трясётся весь, хохочет, заливается как сумасшедший, лапами за живот хватается и говорит, захлёбываясь от смеха:
— Ой, Баранкин! Ха! Ха! Зачем ты меня щекочешь? Ха! Ха! Ха!
— Ха! Ха! Ха! — отвечаю я Малинину.
Меня тоже в эту минуту разобрал смех, во-первых, на нервной почве, во-вторых, очень уж я обрадовался, что Костя проснулся от этого ужасного сна и окончательно пришёл в себя. Я от этой нервной радости даже на время забыл о той смертельной опасности, которая ещё продолжала грозить Косте Малинину. А главное, хоть Костя и проснулся, я все равно продолжал его щекотать. Кто его знает! Перестанешь щекотать, он возьмёт и опять заснёт.
— Да ну вас! — сказал Костя Малинин мне и муравьям, отталкивая меня и их от себя. — Расщекота-лись здесь! Ха-ха! А что это там за шум? Ха-ха-ха!
И здесь я снова с ужасом вспомнил о том, что грозит моему лучшему другу, и не только вспомнил, но и понял, что, судя по голосам, Зинка с девчонками уже начали окружать наш куст.
— Малинин! — заорал я на Костю. — Сию же минуту сосредоточивайся и начинай превращаться в трутня!
— Почему в трутня? В какого трутня? — спросил Костя, сладко потягиваясь.
— Потому что там Зинка Фокина с юннатками. Они тебя как махаона хотят запрятать в морилку! Потом в сушилку! Потом в распрямилку!
— Как — в морилку? Зачем в морилку? — заорал Малинин.
— Для коллекции! — заорал я.
При слове «коллекция» с Малинина сон, видно, окончательно как рукой сняло, и он, очевидно, сразу все, все, все вспомнил, понял все, все, все, понял и осознал весь ужас положения, в которое мы с ним попали. Ещё бы! Что такое коллекция, Костя знал хорошо, ведь он сам был когда-то юннатом и у него у самого когда-то была такая коллекция, в которую так хотела сейчас упрятать его Зинка Фокина.