Барчестерские башни
Шрифт:
— О, мистер Торн! — сказала графиня, пока с нее совлекали меховые накидки и облекали ее в газовые шарфы.— Какие отвратительные у вас дороги! Просто ужасные.
Надо сказать, что мистер Торн был смотрителем дорог в округе, и он постарался защитить их от нападок.
— Нет, нет, ужасные! — сказала графиня, не слушая его.— Отвратительные, не правда ли, Маргаретта? Право, милая мисс Торн, мы выехали из замка Курси ровно в одиннадцать... было же только начало двенадцатого, не так ли, Джон? И...
— Вернее будет сказать — начало второго,— заметил высокородный Джон, отворачиваясь и разглядывая синьору в монокль.
Синьора вернула ему взгляд, как говорится, с придачей, и молодому
— Послушайте, Торн! — шепнул он.— Кто это, черт возьми, там на кушетке?
— Дочь доктора Стэнхоупа,— шепнул в ответ мистер Торн.— Синьора Нерони, как она себя называет.
— Фью-у-у! — присвистнул высокородный Джон.— Да не может быть! Я наслышался про эту лошадку всяких историй. Торн, вы должны меня непременно представить. Непременно!
Мистер Торн, будучи столпом благоприличия, не ощутил большой радости при мысли, что он принимает гостью, о которой высокородный Джон Де Курси наслышался всяких историй, но поделать он ничего не мог и только решил перед сном сообщить сестре кое-какие сведения о даме, которую она приняла с распростертыми объятиями. Наивность мисс Торн в ее годы была очаровательна, но наивность таит в себе опасности.
— Что бы Джон ни говорил,— продолжала графиня, оправдываясь перед мисс Торн,— а я уверена, что мы выехали из ворот замка еще до двенадцати, не так ли, Маргаретта?
— Право, не знаю,— сказала леди Маргаретта.— Я ведь совсем спала. Но одно несомненно: меня подняли с постели еще ночью и я одевалась до рассвета.
Умные люди, когда они не правы, всегда умеют оправдаться, обвинив тех, перед кем они провинились. Леди Де Курси была умной женщиной, а потому, опоздав на три часа и подведя мисс Торн, перешла в наступление и напала на дороги мистера Торна. Ее дочь, не менее умная, напала на ранний час, назначенный мисс Торн. Это искусство особенно ценится и культивируется людьми, умеющими жить. От него нет защиты. У кого хватит сил, опровергнув первоначальное обвинение, выдвигать затем контробвинение и отстаивать его? Жизнь слишком коротка для подобного труда. Человек правый бездумно полагается на свою правоту и не запасается оружием. Самая его сила оборачивается слабостью. Человек неправый знает, что ему потребуется оружие. Самая его слабость оборачивается силой. Первый никогда не готов к бою, второй всегда готов к нему. Вот потому-то в нашем мире человек неправый почти обязательно берет верх над человеком правым и обязательно его презирает.
Только идиот или ангел способен в сорок лет считаться с правами ближних. Многие же, подобно леди Маргаретте, успевают выучить этот урок еще в нежной юности. Но это, разумеется, зависит от школы, в которой они проходят обучение.
Бедная мисс Торн была совсем подавлена. Она прекрасно понимала, что с ней обошлись дурно, и все же начала извиняться перед леди Де Курси. Надо отдать справедливость ее сиятельству: она приняла эти извинения весьма благосклонно и уже готова была прошествовать со свитой своих дочерей на лужайку.
Две стеклянные двери гостиной были распахнуты перед графиней, но она заметила у третьей двери кушетку, на кушетке женщину, а вокруг женщины толпу. И ее сиятельство решила рассмотреть эту женщину. Близорукость — родовая черта Де Курси, и она передается в их семье из поколения в поколение, по крайней мере, уже тридцатый век. А потому леди Де Курси, которая, став Де Курси, приняла и все фамильные привычки, поднесла к глазу лорнет, чтобы рассмотреть синьору, и поплыла через толпу джентльменов у кушетки, слегка кивая тем, кого удостаивала чести своего знакомства.
Чтобы добраться до третьей двери, она должна была пройти совсем рядом с кушеткой и, проходя, уставилась
— Кто такая эта женщина, мистер Слоуп?
— Это леди Де Курси.
— О? А-а! Я могла бы догадаться. Ха-ха-ха! Что за комедия!
Да, это была отличная комедия для тех, кто был достаточно наблюдателен, чтобы ее заметить, и достаточно умен, чтобы оценить.
Впрочем, леди Де Курси вскоре обрела на лужайке родственную душу. Она встретила там миссис Прауди, миссис же Прауди была не только женой епископа, но и кузиной графа, и леди Де Курси сочла ее наиболее подходящим для себя обществом среди этого сборища. А потому они были счастливы видеть друг друга. Миссис Прауди отнюдь не брезговала графинями, а так как эта графиня жила в деревне и на доступном для визитов расстоянии от Барчестера, она обрадовалась случаю упрочить знакомство.
— Дорогая леди Де Курси, я в восторге,— сказала она с наименьшей дозой суровости, какую только допускала ее природа.— Я не надеялась увидеть вас здесь. Такая даль! И такая толпа!
— И такие дороги, миссис Прауди! Право, я удивляюсь, как тут можно куда-нибудь ездить. Но, наверное, тут и не ездят.
— Право, не знаю. Но, вероятно, так. Торны не ездят — Это я знаю,— сказала миссис Прауди.— Мисс Торн очень милая особа, не правда ли?
— О, прелестная, и такая странная! Я знаю ее уже лет двадцать. Я к ней чрезвычайно расположена, к моей милой мисс Торн. Она такая чудачка. При виде нее мне всегда вспоминаются эскимосы и индейцы. Правда, ее платье восхитительно?
— Восхитительно! — повторила миссис Прауди.— Но не красится ли она? Вы когда-нибудь видели подобный цвет лица?
— О, конечно! — сказала леди Де Курси.— То есть я не сомневаюсь, что она... Но скажите, миссис Прауди, кто эта женщина на кушетке в гостиной? Вот сюда, и вы ее увидите.— И графиня отвела миссис Прауди к месту, откуда она ясно увидела столь памятные ей лицо и фигуру синьоры.
Однако если она увидела синьору, то и синьора ее увидела.
— Поглядите, поглядите! — сказала она мистеру Слоупу, который по-прежнему стоял рядом с ней.— Высшая духовная и светская власть графства стакнулись между собой — и все на горе мне, бедняжке. Ставлю мой браслет, мистер Слоуп, против вашей следующей проповеди, что они встали там для того, чтобы растерзать меня в клочки. Ну, ринуться в сечу я не могу, но сумею защититься, если враги приблизятся ко мне.