Бард
Шрифт:
Он наклонился, высек искру и поджег фитиль. Язычок пламени резво побежал по веревке, выхватив из тьмы спокойное, улыбающееся лицо Элаты.
– Пошел!
– завизжал Ингкел. И лодка рванулась вперед.
Она неслась, словно скутер, с мертвым на борту, со своим смертоносным грузом, она вдруг занялась огнем, и на вышке уже дали несколько бесполезных очередей - лодка мчалась так быстро, что превратилась в размазанную огненную полосу.
«Прыгайте, дураки, - мысленно умолял Фома людей на смотровой площадке, - прыгайте, разве вы не видите, сейчас оно рванет!»
И
– Какие похороны!
– Балор ударил себя ладонями по коленям.
– Какие дивные похороны!
– Мы и правда вернули себе достоинство, - задумчиво сказал Ингкел.
– Наше гнездо, одно из всех. О нас будут петь в Дельте. А теперь поворачиваем - и упаси нас водяной конь сбиться с проложенной тропы. Ты споешь об этом, маленький бард?
– Да, Ингкел, - сказал Фома, - я спою об этом… -…У нас замечательный бард. Нам повезло, мы будем воевать!
Балор повернулся на тростниковом настиле и протянул Фоме серебряный кубок. Фома глотнул. Это было вино, легкое и молодое, оно слегка щипало язык.
– И мы наконец-то сможем жечь огни! Жечь наши веселые огни, не боясь, что нас найдут с воздуха.
– Вы никогда не сможете жечь огни, Балор. Люди не допустят этого. Они пошлют самолеты с Суши. Пошлют войска. Всю Дельту превратят в минное поле, как это было во время той войны.
– Та война была давно, - отмахнулся Балор.
– А Дельта - наша. Фома вернул кубок Балору.
«Бесконечная война, - подумал Фома.
– По крайней мере, до тех пор пока не истребят всех кэлпи. Несмотря на всю их честь. Или благодаря этой чести. Лучше бы они по-прежнему были трусами. Пока кэлпи были трусами, у них был шанс».
– Где вы жили раньше, Балор?
– Мы всегда жили здесь, - ответил Балор.
– Мы всегда жили в Дельте. Дельта - наша.
– Ты врешь, Балор. Раньше не было никакой Дельты. Земля была сухая.
– Как - сухая?
– удивился Балор.
– Совсем? Никакой воды?
– Нет, - сказал Фома, - я читал в учебнике, что по ней текли реки, но с одного берега такой реки можно было увидеть другой берег. Я видел старое кино. И тогда везде были люди. Везде-везде. Где были вы? Почему тогда не нападали на людей?
– Я не помню так далеко, Фома, - ответил Балор, улыбаясь.
– Барды помнили. Бардов больше нет. Ты наш бард, ты помнишь про то, что было до Дельты. Это замечательно.
– Прежде мир принадлежал людям. Потом пришел Большой разлив, и он изменился. Потом появились кэлпи. Потом случилась большая война. Кто начал войну, Балор? Почему вместо того, чтобы воевать, люди и кэлпи не попытались подружиться? Почему истребляли друг друга?
Фома
«Ни одной женщины, - подумал он, - ни одного ребенка.
Наверное, они прячут их в недоступных густых плавнях - километры и километры зелени и воды, то, что с самолета кажется сушей, а на самом деле трясина, зыбкое месиво, обманчиво прикрытое сверху плавучими островками, ряской, тиной…
А где прячется она?
Где-то совсем рядом, - думал он, - совсем рядом. Иначе откуда бы этот зов, эта тоска по недостижимому…»
Он шел меж спящими, меж сплетенными телами, вдруг настала ночь, совершенная, тихая, звездная ночь, звезды отражались в воде, он никогда не думал, что от звезд на темной воде могут быть дорожки… Где-то за его спиной раздался всплеск. Ондатра нырнула, оставив на воде темную прореху. Там, за деревьями, если пройти чуть вглубь и влево, если свернуть на эту тропу…
Тропа по бокам поросла колокольчиками-тройчатками, словно самосветящимися бледным светом, а в конце пути была поляна, окруженная густыми зарослями ивняка, и в самом сердце этой поляны стояла она, и тоже светилась, словно цветы-тройчатки, словно прекрасный опалесцирующий сосуд, словно мраморная статуя, погруженная в толщу зеленой, пронизанной солнцем воды.
– Откуда ты взялась?
– спросил он.
Ни одна лодка не подойдет к лагерю кэлпи бесшумно, ни один пришелец не останется незамеченным… И все-таки вот она, стоит тут, перед ним, стоит и светится…
– Я умею открывать тропы, - сказала она.
– Открывать тропы?
– Да, - она улыбнулась и приложила прохладную руку к его щеке, - помнишь, тогда, в вашем парке, на насыпи? Тропу можно открыть в любом месте, лишь бы на другом ее конце были деревья.
– Это ваша кэлпийская магия?
– спросил он шепотом.
– Да, - кивнула она, - это наша фоморская магия. Ты избегаешь называть нас нашим тайным именем? Но у тебя у самого наше имя, маленький бард.
– Это случайность.
– Да, - согласилась она, - это случайность.
Колокольчики-тройчатки пахли так, что у него перед глазами плавали белые точки. Потом он понял, что это золотоглазки, они окружили его, их прозрачные бледные, крылышки трепетали у его век.
– Они всегда приходят, когда приходишь ты?
– Нет, - сказала она, - они всегда приходят, когда приходишь ты. Ты пел моим людям, я знаю.
– Да, - согласился он, - я спел им четыре раза. Один раз - песню битвы, другой раз - песню смерти, третий раз - песню хитрости и четвертый раз - песню славы.