Барьер трёх минут
Шрифт:
— Опытный боксёр не теряет бдительности с любым противником, — усмехнулся отскочивший обладатель новых перчаток, и те прямые, которые теперь Редик получил по корпусу, уже не казались шуточными.
Больше он не пытался дать сдачи. Он начал понимать, насколько беспомощен на самом деле. Ну что он мог? Разве не стоял он совсем беззащитным перед вооружённым до зубов противником? Разве у мышки есть хоть какая-нибудь надежда испугать кошку? Даже тем, кто посмелее его, приходилось смиряться при явном перевесе сил. История знает тысячи подобных случаев. Но в то же время истории известны и такие факты, когда люди уступали грубой силе, но не
Но он забыл про бантогубого.
— На ринге не сидят, — заверещал тот и хлестнул крапивой. — Кому капут, тот валится на землю.
Ишь чего захотели!
Редик сжал зубы. Распластаться перед тремя гадами и ждать, пока сосчитают до десяти? На такое он даже в шутку не пошёл бы.
А затем он подумал, что если с владельцем новых перчаток ему не справиться, то, может, умнее применить силу против тех, кто без перчаток? Квадратноголовый казался слишком медлительным, чтобы помешать ему при бегстве. Значит, с ног нужно было сбить того, который размахивал крапивой. А уж если спринтер сиганёт, то попробуй догнать его. Он перестал рассчитывать на свои кулаки. Кто этих пижонов знает, может, они все учились боксировать. Улучив удобный момент, он согнулся и шмякнул своего стража головой в живот. Он знал, что такой удар свалит с ног кого угодно, даже боксёра, но он не учёл, что от этого удара может растянуться и сам. Он быстро пришёл в себя, всего за несколько секунд, но этих нескольких секунд хватило, чтобы утратить преимущество внезапности. Подоспел квадратноголовый.
— Второй раунд. — Его снова вытолкнули на середину ринга. А всё ещё корчившийся от боли крапивщик шипел:
— Врежь ему для науки, Петька! Врежь, чтобы знал!
Этот удар головой был теперь единственным, что он мог вспоминать с гордостью. Всё остальное и сейчас ещё, два дня спустя, вгоняло его в краску.
Избей они его, он бы примирился с этим как с несчастьем, как с печальной неизбежностью. Но он не мог смириться с тем, что над ним насмехались, что его заставляли делать как раз то, чего он совсем не умел. И эта чёртова крапива и кажущаяся возможность защищаться, даже дать сдачи! Попробуй ударь, если ты никогда не учился этому, а перед тобой — боксёр!
В конце концов ему всё-таки пришлось изобразить жертву. Он понял, что ничего другого не остаётся. Правила игры всегда устанавливаются теми, на чьей стороне сила и власть. Правдоподобно закачавшись, он повалился навзничь и затем, закрыв глаза, лежал, пока бантогубый старательно не досчитал до десяти. Как раз у лица его оказался горький стебель тысячелистника, и он вонзил в него зубы, чтобы не завыть от проглоченной обиды, стыда и злости. И только когда ему расшнуровали перчатки и сняли их, он медленно поднялся.
Конечно, самым разумным было бы махнуть рукой на всю эту историю. Ведь ничего особенного с ним не сделали. Однако он не мог отнестись к происшедшему как к чепухе. Ему следовало бы бросить этой троице что-нибудь язвительное и удалиться с невозмутимым видом, он же стал подыскивать слова угрозы. Он пытался придумать самую страшную угрозу, но ничего путного не приходило в голову. Так что он ничего большего
— Об этом вы ещё пожалеете! — вложив в голос не только сдерживаемый гнев, но и твёрдую убеждённость в том, что он знает, что говорит.
— И вот теперь я здесь, в этом зале.
Но в тот вечер он, конечно, пошёл домой. Кусая губы и скрипя зубами, он снова перелез через трубы, затем взял прямой курс по следам бульдозеров и минут через двадцать оказался у дома и залез в запущенную беседку, словно в нору.
Там и нашли его Пека с Раулем.
Не устоявшие против девчоночьих чар друзья пришли оживлёнными и возбуждёнными, словно они сотворили в дюнах бог знает что за подвиг. Но это радостное оживление пропало сразу же, как только он заговорил. Случившееся не укладывалось ни в какие рамки. Особенно разъярился Пека. Он и Редик выросли вместе, словно братья, все эти семь лет они сидели за одной партой. Кто оскорблял Редика, тот оскорблял и Пеку.
— Давайте подожжём их чёртову будку! — предложил он.
Редик представил, как из хижины вырываются языки пламени. Он видел, как коробится от жары жестяная крыша и как разваливаются стены. Эта картина не очень воодушевила его. Затем он представил на пепелище трёх недоумевающих врагов, роющихся в золе и потрясающих кулаками. Это, однако, ничего не изменило. Дурное настроение не проходило.
— Нет, — покачал он головой. — Это не то.
— Тогда надаём им по шеям, — не унимался Пека. — Соберём свою старую ватагу. Отлупим так, что на всю жизнь запомнят. Тут и бокс не поможет, если на каждого по трое навалятся.
Редик представил заросшие лопухом развалины, вокруг которых смыкается кольцо мстителей. Он представил, как бантогубого сбивают с ног, а квадратноголовый получает удар по толстой шее. Он видел, как трещит рубашка на обладателе новых перчаток. Но даже тогда, когда он в мыслях поставил своему главному противнику шишку на лоб и фингал под глаз, когда он даже заставил у него течь из носа кровь, он понял, что и этого всего мало. И он сказал с ещё большей убеждённостью, чем прежде:
— Пека, это не то!
Ночью он заново пережил происшедшее. Он, Пека и Рауль снова шли по берегу моря, и снова друзья бросили его ради двух девчонок в зелёных купальниках. И снова он перелезал через трубы, и снова брёл по песку. И снова перед ним неожиданно возникли кривая берёза, хижина и ринг. Но когда ему натягивали перчатки, он ломался только для вида, потому что теперь он был уже не тот Редик, который ходил четыре раза в неделю в секцию лёгкой атлетики и дальше всех прыгал в длину и тройным, — теперь он был чемпионом по боксу среди юношей, обладателем страшного удара снизу, небывалого даже во всесоюзном масштабе.
Бантогубый и квадратноголовый ничего этого, конечно, не знали, а его главный противник и подавно. Все трое принимали его за абсолютного недотёпу и поучали:
— Гляди, вот боевая стойка. Гляди, вот боевая стойка.
Ну, он и показал им боевую стойку. Страшный удар снизу подцепил молодчика в новых перчатках с такой силой, что ноги его оторвались от земли и он, словно воробышек, перелетел через верёвку.
— Кто следующий! — повернулся он после этого к бантогубому и зафитилил его на верхушку берёзы. Квадратноголовому, однако, удалось улизнуть. Он улепётывал изо всех сил по направлению к городу, чертыхался и звал на помощь, а Редик нёсся за ним, пока не зацепился за что-то ногой и не брякнулся на землю.