Бархатный капкан
Шрифт:
— Эй, подъем! — донесся откуда-то из-под земли голос.
И Яна больно ударилась ногой об оголенный, обросший ракушками камень. Ударилась и проснулась.
Над ней возвышалась какая-то толстая женщина с дикими, выпученными глазами. Грязные спутанные волосы, отечное лицо, синюшный нос. Она стояла перед Яной, уперев руки в бока, и дышала на нее сивушным перегаром.
— Белены объелась? — Яна резко поднялась со своей койки, давая понять, что страх ей неведом.
Но тут же со своего места поднялась еще
— Какого хрена ты здесь разлеглась? — брызгая слюной, спросила толстуха. — Кто ты такая?
Яну закрыли в этой камере поздней ночью. Арестантки спали, когда она вошла, будить она их не стала. Зачем? Было такое ощущение, как будто она находилась во сне. Может, потому и заснула почти сразу, надеясь проснуться в своей постели… Но проснулась в камере изолятора. Действительность кошмарная, но, увы, реальная.
— Кто я такая, тебе лучше не знать, — хищно усмехнулась она.
— Крутая?
— Даже круче, чем ты думаешь… Яна я! Газарова!
Она очень хотела, чтобы это имя произвело эффект разорвавшейся бомбы, но увы…
— А я Дуня Кулакова, и что? — брызнула на нее слюной и презрением толстуха.
— Я — дочь Роберта! — Яна смотрела на ее синюшный нос так, как будто собиралась вгрызться в него зубами.
Но этот психологический прием не сработал, не испугалась ее алкоголичка.
— Роберта давно уже нет!
— Я есть!
— А на тебя плевать… Почему не поздоровалась, когда в камеру вошла?
— С тобой, что ли? — презрительно скривилась Яна.
— На колени!
— Что?
— На колени! — психованно завизжала вдруг каланча.
Но это было еще не все. Она ловко ударила Яну по ноге, под колено. А толстуха вцепилась ей в волосы, пригибая к полу. Яна не смогла удержаться на ногах, упала на колени, но тут же попыталась подняться.
— Гаси ее, суку!
Каланча ударила ее кулаком по голове, но Яна поймала ее руку и зубами вцепилась в запястья.
— Да она кусается!
Но Яна могла еще и драться. Она ударила каланчу локтем в живот, правда, тут же получила от нее коленкой в челюсть. А толстуха опустила на нее сомкнутые в замок руки…
Очнулась Яна на полу. Она лежала на боку, а бешеные арестантки неистово молотили ее ногами. Девушка попыталась подняться, но сильный удар в лицо вернул ее на место. И в это время открылась дверь.
— Прекратить! — заорал надзиратель.
Толстуха отступила сразу, а каланча еще разок пнула Яну, прежде чем вернуться на свою койку.
— Ну, вы, бабоньки, попали! — наклоняясь, прокряхтел мент.
Он помог Яне подняться, уложил на койку и ушел. Дверь за собой он закрывать
— Конец вам, суки! — зло сквозь зубы процедила Яна.
Каланча сорвалась с койки, чтобы ударить ее, но в это время в камеру вернулся надзиратель. Он забрал Яну и перевел в маленькую одиночную камеру. Вместо койки здесь был только пристегнутый к стене лежак. Надзиратель отстегнул его; Яна легла, и надзиратель ушел.
Холодно здесь и сыро; ни матраса, ни одеял. Зато не было бешеных соседок, и Яна могла перевести дух.
Горячий кофе приятно обжег гортань, затем тепло разлилось по желудку. Кофе растворимый, плохого качества, но Яне казалось, что ничего вкусней она не пила.
— Даже не знаю, как все это объяснить! — качая головой, с виноватым видом проговорил Скиба. — Мало того, что задержали, так еще и… М-да!.. А этим сукам я устрою!
Яна отвернулась от него и криво усмехнулась. Тепло в кабинете у полковника, кофе и бутерброды — это просто здорово, а балаган устраивать не надо. Заказа не было, поэтому за этот цирк она «спасибо» не скажет.
— Стоило только на сутки отлучиться, и на тебе! — всплеснул руками Скиба.
— Ну, думаю, теперь в порядке все будет?
Ей хотелось плюнуть в эту наглую рыжую морду, но, увы, она должна была держать себя в руках. Не нужно выказывать свою осведомленность, это может ей дорого стоить. Сначала надо вырваться на свободу, а потом уже наносить удар…
— Да, конечно, сейчас отправишься домой. Хочешь, я организую встречу с нашим психологом?
— С психологом? — Яна настороженно глянула на Скибу.
— Психологическая травма — дело серьезное. Ты женщина авторитетная, а тебя банально опустили. Удар по самолюбию, так сказать… — он смотрел на нее сочувствующе, но в глубине глаз угадывалось злорадство.
Яна закрыла глаза, чтобы Скиба не увидел, сколько в них ненависти. Этот подонок давил по всем фронтам. И арест устроил, и марух на нее натравил. Распухшая губа, синяк под глазом, помятые ребра — все это пустяки по сравнению с моральной травмой. А какой удар по репутации?.. Яну действительно опустили. И если слух об этом пойдет гулять по поселку… А он пойдет…
— Ладно, ты побудь здесь, я сейчас…
Скиба ушел, закрыв за собой дверь на ключ. Как будто боялся, что Яна сбежит.
Вернулся он через полчаса. Взгляд тяжелый как дождевая туча, брови нахмурены. И тут же грянул гром.
— Да уж, поработали мои ребята… — наигранно сочувствуя Яне, сказал он. — Сразу на две статьи нарыли. Похищение, истязание. Даже не знаю, что делать, Яна Робертовна. Статьи серьезные, под подписку могут и не отпустить…
— Кого похитили? Кого истязали?
— Гражданина Залесова. Эдуарда Антоновича. Нехорошее дело, Яна Робертовна. У тебя дома его истязали.