Бархатный сезон
Шрифт:
* * *
Дима и Леночка одновременно присели, спрятавшись за забор. Конечно, глупейшее было решение — через штакетник они видны, как на ладони. И дед, разумеется, их тут же заметил и спросил строго:
— Эй, кто такие?
Дима осторожно положил на землю дубинку и подтолкнул локтем Лену.
— Дедушка, мы ягоды собирали и заблудились! — сказала Леночка неожиданно тонким голосом, осторожно поднимаясь во весь рост.
— Ягоды, значит… — ухмыльнулся дед.
— Ага, ягоды, — неуверенно ответила девушка,
Дима сердито поглядел на Лену, сморщился и постучал себе по лбу. Ну и дура же!
Дед поудобнее перехватил берданку и заорал:
— Ягоды они собирают, мать твою! В конце октября, мать-перемать! Ночью, матери твоей плод! Ну-ка ты, мордастый, встань! Что ты за девку прячешься! Я сейчас из тебя дуршлаг сделаю! Ягоды, млин!.. Сразу видно, меняльщики или шпионы!
Ромашин испуганно соскочил и поднял руки вверх.
— Русские? — задал дед неожиданный неполиткорректный вопрос.
— Русские, — поспешно заверил Дима, косясь на берданку, и для убедительности взъерошил светлые вихры.
— А я — марийка наполовину, — призналась честная Леночка, на всякий случай снова аккуратно приседая.
Дима волком глянул на девушку, покрутил пальцем у виска и снова поднял руку вверх.
— Ходят тут всякие… — пробурчал дед, опуская ружьё. — Шпионы, мать их! Вот и приходится бдительность проявлять. Бардак ведь в стране! Развалили всё!..
Деду явно хотелось развить мысль о бардаке в стране, но за спиной деда раздался визгливый голос:
— Сашка, ты чего там застрял, пустозвон?!
— Моя зажужжала! — дружелюбно засмеялся дед. — Перечница старая!
Из-за дедова плеча высунулась рассерженная старушечья голова в пуховом платке.
— Это кто такие? — недружелюбно спросила "старая перечница", враждебно осматривая путников голубыми слезящимися глазками.
— Да свои, Полюшка! — вступился за беглецов дед. — Русские.
— Русские тоже всякие бывают… — резонно заметила старуха. — А чего им надо, русским твоим?
— У вас есть телефон? — взяла инициативу в свои руки Леночка. — Нам в Лойвинск надо срочно позвонить. Такси хотим вызвать.
— Телефон-от?! — Бабка удивилась так, как если бы её спросили про звездолёт.
— А в деревне у кого-нибудь есть? — спросил Дима.
— Откуда ж ему тут взяться? Переговорный пункт-от был с кабинками, так закрыт уже сколько. Как Машка-почтальонша в город сбежала с хахалем-тем, так закрытый и стоит.
— А до города на чём можно добраться? — поинтересовалась Леночка.
— Дак тут давно никто не ездит… — задумчиво ответила бабка.
— Как полигон секретный закрыли, так автобус и перестал ездить! — жизнерадостно подтвердил дед, но под сердитым старухиным взглядом немедленно замолчал.
— Надо вам до шоссы-той пешком дойти, а там и попутка какая подвернётся, — посоветовала старуха. — Дорога тут одна, не смешаетесь.
Дима вдруг почувствовал сильнейшую апатию ко всему на свете. Он присел на скамейку и закрыл голову руками. Обложены со всех сторон! Путь до "шоссы" перекрыт вооружённым Толяном, связи нет,
— Чегой это он сомлел? — спросила Леночку бабка, кивнув на Диму.
— Устал немного и проголодался. У вас магазин есть круглосуточный? — спросила девушка.
— Ларёк-от есть. Завтра откроется…
— Полюшка, может, покормим их? — обернулся гуманный дед Сашка к вредной старухе. — Щи остались с ужина, хлеб есть, яйца…
— Корми их всех! Так и самим можно ноги протянуть!
— Мы заплатим, бабушка! — пообещала Леночка, ослепительно улыбаясь.
Может, деду Сашке удастся уговорить упрямую бабку пустить их в дом. Дима чувствовал, что просто зверски проголодался. А из дверей избы тянуло умопомрачительным запахом чего-то съестного. И ещё в доме тепло, а мокрые ноги озябли…
— А чем заплатишь-то? — не совсем понятно спросила алчная старуха. — Керенками?
— Рублями заплатим, — недалёкая Лена явно не поняла, чего хочет Полюшка.
Дима пошарил в бумажнике и протянул бабке две сотни.
— А, такие рубли-те… — разочарованно протянула старуха, поднеся купюры к носу. — Я-то думала, советские или царские… Ну да и ладно, с паршивой овцы… Ну, заходите, что ли. А то я двери-те в сени не заперла, выстудила, видать, избу-то.
Бабка Поля провела измотанных промокших путников через тёмные сени, забитые всякой рухлядью, в избу. Напротив входа на путешественников уставилась, широко раскрыв пасть, русская печь. От неё веяло таким теплом, уютом и воспоминаниями детства, что у Димы по телу пробежали приятные мурашки. Наконец-то в тепле!
Было бы здорово наплевать на все презентации, совещания и переговоры, переодеться в сухое, забраться на печку, где приятно пахло то ли полынью, то ли берёзовыми вениками, и уснуть, укрывшись каким-нибудь драным тулупом.
— Сымай чоботы-те, посуши, — предложила бабка Леночке, пряча Димины деньги куда-то в передник. — Садись вон к печке и сымай.
— Что снимать? — спросила девушка.
— Кроссовки! — подсказал, ухмыльнувшись, эрудированный Дима. — Эх ты, поколение некст!
Леночка со скрипом стащила кроссовки, сняла промокшие насквозь носки, уселась на низкий табурет и с блаженством протянула бледно-синюшные ноги к печке.
— Давай чоботы, посушу, — Бабка приставила Леночкины кроссовки к печке, сверху набросила на них носки, а взамен кинула девушке мягкие вязаные тапочки огромного размера.
Дима не стал дожидаться приглашения и тоже разулся. Но вязаных тапок ему уже не досталось, пришлось довольствоваться обычными, видимо, купленными на вещевом рынке, ободранными и по-азиатски аляпистыми.
— Девка-то твоя тоща. Захворает. Надо ей ноги самогонкой растереть, — озабоченно произнёс дед. Он ушёл в соседнюю комнату, где бабка звенела посудой, погремел крышкой подпола, почертыхался и вернулся с огромной бутылью прозрачной жидкости.