Барин-Шабарин 2
Шрифт:
Но по выражению лица своего собеседника быстро понял, что никаких обид он прощать не намерен.
Пусть Жебокрицкий и был трусом, ведь ранее он сделал всё, чтобы якобы не услышать моего вызова на дуэль. Но, как часто это бывает с трусливыми людьми, он был злопамятным и жаждал отомстить и за свой материальный ущерб, и за «душевные» травмы. Но мстить не собственноручно, а посылая, хоть и на убой, иных.
— Кто же за этим стоит? — с нажимом спрашивал Жебокрицкий. — Что вам известно?
— Вам не все ли равно, драгоценный сосед? Я не знаю, — солгал я. — Уберем исполнителей. Нельзя просто так приходить на наши земли
Мой спич про людей был явно не понят. Наверное, для Андрея Макаровича лучше сжечь пару человек, чем лишиться большого, доверху наполненного зерном амбара.
И никаких имен сильных мира сего. Я понимал, что если сейчас позволю себе произнести фамилию Кулагина, то напрочь уничтожу тот зародыш решительности, который можно было бы наблюдать в глазах соседа-помещика. Он может строить козни, плести паутину интриг, но Жебокрицкий не боец. Было видно, что его пугает моя напористость и то, что я его призывал решить вопрос с ростовскими бандитами жёстко и наповал.
— Вы, однако, что же, предлагаете просто прийти и перестрелять всех ростовских Иванов? — спросил Андрей Макарович.
— Не сразу, а уличив их в подлоге карт. Я сяду за стол и начну играть. Весьма было бы желательно, чтобы и вы сели рядом со мной. И когда станет понятно, что они втирают карты либо подкладывают их, вот тогда и начнётся ссора и потасовка. Я не намерен, если ситуация того не будет требовать, убивать всех, как вы говорите, Иванов. Они из мужиков, но люди неглупые. Увидят силу, поймут, что сюда соваться больше нельзя. Но одного, я даже знаю, кого именно, я лично допрошу, а после сдам в полицию, — выкладывал я один из самых гуманных вариантов плана действий.
— Я не сяду за игровой стол! — воскликнул Жебокрицкий.
Я не смог скрыть своего презрения, правда, вовремя отвел глаза, чтобы сосед не увидел, каким ничтожеством я его представляю, как смотрю, словно на вещь.
— Хорошо! Я сяду за стол без вас! — с металлом в голосе сказал я. — Вы же дадите своих людей.
— Возьмёте Лавра, — поспешил сказать Жебокрицкий, при этом скрыть свои эмоции ему не удалось.
Наверняка, паразит такой, посчитал, что я за игрой подставлюсь, а ему, если что, удастся выйти из воды сухим. При этом он с лёгкостью жертвует своим человеком, который, случись серьёзная заварушка, и, если местные власти станут на сторону бандитов, окажется преступником. А подозревает ли о подобном сам Лавр?!
— Завтра же я жду ваших людей у себя в усадьбе. Прошу вас, Андрей Макарович, озаботиться тем, чтобы у них было достаточно провианта и фуража для четырехдневного перехода. Не думаю, что нам следует останавливаться на каждой почтовой станции, чтобы привлекать к себе излишнее внимание, — я сделал вид, что уже собираюсь уходить, но остановился и продолжил. — И да, господин Жебокрицкий, предупредите своих людей, что на время свершения мести они должны меня слушать, как хозяина. Честь имею!
— Алексей Петрович, вы мне даёте слово чести, что вы не причастны к тем поджогам, что случились в моей усадьбе? — когда я был уже у дверей, окликнул Жебокрицкий.
— Слово дворянина! — ничтоже сумняшеся солгал я.
Было еще желание получить с него извинения за те козни, что строил против меня Жебокрицкий, но… Тогда моя месть соседу не должна состояться, ибо я приму извинения — а значит, конфликт исчерпан.
Конечно
У моего соседушки были жена, сын и дочь от порочного контакта с крепостной. Если дочку помещик просто никак не жаловал, может, только она чуть лучше питалась, да платья донашивала за женой Жебокрицкого, то сына любил. И вот сынок являлся тем человеком, что мог бы оказаться в друзьях младшего Шабарина, того, который был до моего появления. Ибо Александр Андреевич был повесой, мотом, слава о похождениях которого бежала далеко, на долгие расстояния из Петербурга до поместья Жебокрицкого.
Жена, между тем, сильно болела, и я предполагал, что у неё запущенная форма сахарного диабета. Она уже практически ничего не видит, крайне мало двигается, а живёт, не выходя из своей комнаты.
И вот не будь у Жебокрицкого наследника, можно было бы пробовать составлять стратегию, чтобы всё его поместье каким-либо образом заполучить мне. Ведь так он хотел поступить со мной? Но с учётом всех факторов нужно действовать крайне и крайне осторожно.
Выйдя из дома Андрея Макаровича Жебокрицкого, я увидел неподалёку Лавра Петровича. Сделав вид, будто даже не узнал его, я проследовал дальше, туда, где был привязан мой конь.
На самом деле с Лавром сегодня я уже не только виделся, но и имел возможность поговорить. Пусть напрямую Лавр и не сообщал мне напрямую, что он согласен переходить на мою сторону, но становилось очевидным, что Зарипов старается быть мне полезным.
Лавр Петрович продемонстрировал свою значимость, когда сообщил мне всё то, что удалось его людям выяснить по поводу поджогов. Если соединить все сведения, мои и Зарипова, то сходились все «крестики с ноликами». Поджигателями были всё-таки бандиты. Мало того, Зарипов неплохо ориентировался в криминальных раскладах Ростова и даже указал на того авторитета, человеком которого должен был быть поджигатель, вернее, тройка поджигателей.
Вернувшись домой, я первым делом отдал указание, чтобы бойцы готовились к первому боевому заданию. Я не мог с собой брать более десяти человек из своей дружины, так как остальные были либо морально не готовы к подобным делам, либо неподготовлены физически. Потому приходилось обращаться к крестному.
Не сказать, что казаки Картамонова оказывались готовыми к разного рода тайным и жестким операциям, да и не казаки они вовсе. Кто-то все же успел повоевать на Кавказе, но таких людей у крестного было вряд ли более четверти от всех. Что же касается формы, которую я принял за истинно казачьи мундиры, то… ряженые они. Это сам Матвей Иванович хотел видеть перед собой будто бы казачий отряд, потому и заказал похожую, но не идентичную форму.
— Саломея, ты сегодня уходишь ночевать к отцу! — сказал я настолько жёстко, чтобы даже мысли не возникало сделать иначе.