Барин-Шабарин 8
Шрифт:
И следовательно теперь, когда план по моей дискредитации оказался сорван, покровители дохлого Лавасьера рано или поздно ответят. И ответ это придет не по телеграфу. И хорошо, если сюда, в Петербург. А если — в Екатеринослав. К Лизе, Пете, Алеше и Лизоньке?..
Я погасил лампу. В темноте окна отражали лишь белый круг циферблата на каминной полке. Ливень утих, но новая гроза только начиналась. И ее первый удар будет нацелен в сердце России. И в мой дом.
Лиза. Петя. Алеша. Лизонька. Они далеко. В Екатеринославе. За сотни верст. В губернии, где могло оказаться немало агентов моих здравствующих врагов — Чернышёва
Я дернул шнурок колокольчика. В кабинет проскользнул Фомка. Физиономия заспанная. В волосах — перышко из подушки. Черт его знает, почему я так привязался к этому лодырю. Может, стоило бы обзавестись секретарем — молодым, щеголеватым, скорым на ногу, но… верность порой лучше расторопности.
— Срочно нужно выполнить поручение.
— Слушаю, Алексей Петрович.
— Так, Екатеринослав… Железной дороги туда нет — остается, река и тракт… Отправь три экстренных депеши. Одну с официальным курьером в губернскую канцелярию: «По высочайшему соизволению графине Шабариной с детьми срочно прибыть в столицу. Предоставить все необходимое для следования». На пароход «Днепровский Меркурий» капитану Рудому — он мой должник: «Зарезервировать лучшую каюту для Елизаветы Дмитриевны Шабариной с чадами и няней. Оплата тройная». Ну и обеспечить охрану по всему пути следованию. Пусть возьмут моих мужиков, из имения.
Парусно-паровой барк «Святая Мария», недавно вышедший из Кронштадта, бороздил знакомые воды Балтики. Петербург остался позади, но до суровых просторов Северной Атлантики и главной цели — Аляски — было еще очень далеко. Капитан Иволгин, стоя на мостике, ощущал не столько предвкушение трудного, но увлекательного путешествия в неведомые края, сколько груз возложенной на него ответственности.
Мысли Иволгина неотступно возвращались к человеку, без которого эта затея скорее всего не имела бы смысла — к Алексею Петровичу Шабарину. Екатеринославский помещик — один из десятков тысяч в России — вдруг выдвинулся из их почти безликих рядов благодаря своей необыкновенной дерзости и смекалке. Промышленник, государственный деятель, офицер, совершивший несколько дерзновенных вылазок и рейдов.
Покоритель мятежной Польши, человек, по сути спасший Петербург — Шабарин вызывал у одних восторг и почти преклонение, у других — зависть, у третьих откровенную ненависть. Волею судеб, капитан Иволгин оказался в лагере его ненавистников. Не по убеждению, а по принадлежности к роду Иволгиных, нынешний глава которого считал вице-канцлера выскочкой, ловким мошенником, путем хитроумных комбинаций сумевшим приблизиться к трону, калифом на час.
Сам же Григорий Васильевич, не испытывая к Шабарину приязни, относился к нему как к человеку ведомому Провидением. Как и всякий моряк, Иволгин был суеверен. Если Провидение за Алексея Петровича, кто супротив него? К счастью отец капитана «Святой Марии» не состоял в заговоре против этого очевидного фаворита Александра II — по крайней мере, Иволгин на это надеялся. Иначе он мог оказаться в крайне щекотливом положении.
Капитан чувствовал облегчение от того, что находится сейчас не в столице и с каждым часом удаляется от нее все дальше. И поэтому,
На борту ее действительно находилась группа русских натуралистов. Более того — они были уверены в том, что именно с этой целью плавание и осуществляется. Все бумаги были в полном порядке. Как капитан, Иволгин, должен будет наносить визиты вежливости к представителям британской администрации тех заморских владений, в порты которых его судно должно будет заходить за углем, провиантом и пресной водой. Понятно, что власти сих колоний будут ставить палки в колеса. Ведь мирного соглашения между двумя империями пока что не достигнуто, но герой Синопского сражения и не ожидал, что будет легко.
Далеко не все в плане экспедиции было безупречно. В частности оставалось много неясного в том, с чем они столкнутся, когда, наконец, получат возможность высадить сухопутную часть экспедиции. Сухопутную, разумеется, по сравнению, с основной морской частью. Потому что дальнейшее продвижение будет во многом зависеть от рек, которых на Аляске предостаточно, но далеко не все они исследованы в должной мере. Иволгин весьма рассчитывал на переданные ему карты, составленные Лаврентием Загоскиным.
Правда, опять же до высадки очень далеко. Нужно пройти Балтику, Северное море, миновать не самые приветливые воды Северной Атлантики, Лабрадорское море, море Баффина, череду проливов, соединяющих его с морем Бофорта, покуда не будет достигнуты берега Русской Америки. И все это нужно одолеть за короткое полярное лето, иначе угодишь в ледяной плен. Точка высадки на Аляске была определена заранее — залив Коцебу. К моменту прибытия «Святой Марии» туда должен подойти из крепости Святого Михаила отряд казаков. Без них по этим диким, населенных племенами не всегда дружелюбных индейцев, морякам и ученым из Санкт-Петербурга не пройти.
Все это пока тонуло в тумане неясного будущего. Тот клочок земли на Аляске, куда «Святая Мария» держала путь, был лишь точкой на карте. Из тех, кто сейчас находился на борту барка, Иволгин весьма рассчитывал на Игнатия Кожина — старовера-промысловика, десятки лет проживший среди индейцев-тлинкитов, знавшего их язык и обычаи. А самое главное — Аляска была ему не менее знакома и понятна, нежели родная Сибирь. Кожин был одним из проводников Загоскина. Вместе с ним прошел по Юкону и даже отбил своего начальника у свирепого медведя.
Загоскин привез Игнатия Федоровича в столицу империи, но охотник, привычный к таежным дебрям, коварному нраву горных рек, надоедливому гнусу и к зверью, которое вполне может из дичи превратиться в ловца, быстро заскучал среди каменных мостовых и громадных дворцов. Агенты Шабарина разыскали Кожина в одном из кабаков, где проводник пропивал заработок и доставили его прямиком на борт «Святой Марии». Узнав, что судно отправляется на Аляску, он размашисто перекрестился и попросил отыскать ему угол для того, чтобы скоротать плавание.