Барлиона
Шрифт:
— Да потому что невыгодно на одном руднике держать более двухсот пятидесяти заключенных. Контроль ослабевает. А плодить рудники — тоже не выход. Зачем лишнее пространство занимать? Вот и ввели параллельные — куда-то же вас сажать надо. Общий начальник, общий сборщик нормы, а все остальное — строго индивидуальное. Так проще.
— Хорошо, но это еще не объясняет, как ты сопоставил меня и Шамана.
— А, ну да. Кроме того, что уже сказал, самое главное. Сам подумай, как звучит: Шаман Махан, вошедший в зал славы и заключенный Дмитрий Махан, побывавший в Подземелье. Неужели ты думаешь, сложно догадаться, что он — это ты?
Вот я дятел! Зря только хорошего человека в чем-то подозревать начал.
— Прости, как-то я не подумал. Ты про подсказки упоминал: скажи, а можно мне как-нибудь получить к ним доступ, а?
— Ты бы еще доступ к форуму попросил, — усмехнулся Сергеич. — Из всей документации заключенным предоставлен доступ только к законодательным актам. Хотя…
Я с замиранием сердца ждал решения. Если Сергеич поможет мне, то игра станет легче сразу на порядок.
— Если тебе привезут новую модель капсулы, то по умолчанию в ней прописан доступ к гайдам и внутриигровому форуму. Только заключенным ставят на него заглушку. Причем не программную, а просто небольшой штырек в корпусе капсулы… Он и выпасть может при транспортировке… — смотря в никуда, сказал Сергеич, потом встрепенулся и продолжил: — Кстати, спасибо, что помог мне внука понянчить!
Я недоуменно уставился на Сергеича. О чем это он?
— Когда ты озеро запоганил, дети вспомнили, что у них старик за городом живет. Вмиг приехали, хотя до этого три года допроситься не мог, чтобы внука привезли на травке побегать. Высокотехнологичным его делают, даже в туалет с наладонником ходит. В четыре-то года! Ему же в кубики да солдатики играть надо, а он мне про обработку изображений рассказывает. Совсем ребенка портят! Ой, ладно, засиделся я тут с тобой, тебе же отдыхать надо, — сказал Сергеич, поднимаясь со стула. Я уютней завернулся в плед, закрыл глаза и неожиданно для себя мгновенно погрузился в сон.
— Где он? — разбудил меня чей-то встревоженный голос.
— Спит, где ему еще быть? Он же пробыл в капсуле три месяца, вот и отсыпается за все время, — ответил ему голос Сергеича.
— В смысле: как отсыпается?
— А, вы же не знаете. Сон в игре не обеспечивает нужного психологического расслабления, поэтому заключенных раз в три месяца отключают и обеспечивают им обычный сон. Десяти часов сна как раз хватает на следующие три месяца. Что касается самого содержанта, то для него в игре внезапно наступает завтра.
— А с этим тогда что?
— Вот это уже не наша проблема. По какой-то причине его капсула отключилась от игры, а автоматика перетащила его в центр реабилитации. Еще и крышку в процессе транспортировки сломали, блин, так что ждем новую капсулу и техника-настройщика. Потом засунем заключенного обратно и…
Больше я не слышал. Глаза закрылись, и я вновь очутился в царстве Морфея.
— Вставай. — Меня вновь вернули в реальность. Несколько мгновений я боролся с собой, чтобы открыть глаза. Как же хорошо просто поспать, никуда не спеша, не думая, что нужно делать дневную норму. Красотища! Сонными глазами я осмотрел помещение, после чего смог сфокусироваться на стоящих рядом со мной людях. Ба, одного из них я знаю! Это тот самый техник, что помещал меня в капсулу. Он еще тогда прикалывался: мол, «втекай». Сейчас я мог более тщательно его рассмотреть — несмотря на обычное лицо, которое можно встретить где угодно, вид техника вызывал улыбку. Прежде всего — под распахнутым халатом виднелся свитер. Если за три месяца моего заключения в моде ничего не изменилось, то этот свитер стоил безумные деньги и был очень популярен среди продвинутой молодежи. Его можно было носить от минус сорока до плюс тридцати, внутренняя система контроля температуры обеспечивала комфорт в этом диапазоне. Свитер мог менять цвета и текстуру по желанию владельца, даже на ощупь он мог быть разным — от гладкого до пушистого. Кроме свитера на Петре, как гласило имя на электронном пропуске, были надеты классические брюки. Брюки тщательнейшим образом, со стрелками, отглажены и заправлены в старые, грязные, потрепанные армейские башмаки. Если каждая по себе вещь и выглядела нормально, то вместе они создавали незабываемый образ. Зная современных техников — вечно бородатых, в обычных свитерах, рабочих штанах и вот таких вот ботинках, — я решил, что Петр сделал над собой неимоверное усилие и приоделся. Сверху. А до нижней части туловища просто не дошел или забыл в процессе. О том, что он к чему-то готовился, говорила довольно
В окружении полицейских я вошел в комнату, в которой техники уже готовили для меня капсулу. Вот и наступил конец моей внезапной одиссеи на свободе. Полицейские разместились на стульях возле входа, я же направился к капсуле.
— А, ты уже здесь, — рассеянно спросил Петр, когда я встал рядом и негромко кашлянул, — раздевай капсулу и влезай в одежду.
Похоже, у парня действительно что-то случилось. Как его в таком состоянии на работу отправили? Если я не ошибаюсь, каждое утро весь технический персонал проходит экспресс-обследование, по результатам которого выдается разрешение на работу. Зомбиков, которые всю ночь играли, а утром приходят на работу отсыпаться, в корпорации не держат. К тому же в таком состоянии он мне сейчас так капсулу настроит, что окажусь в теле какого-нибудь гоблина. Я вопросительно посмотрел на его напарника.
— Не обращай внимания, — понял он этот немой вопрос. — Просто у нашего Петруччо горе. Его девушка бросила около часа назад. Как раз перед тем, как мы сюда поехали. Да, Петруччо? Бросить тебе ключ? И брось мне, пожалуйста, вон ту штуку.
Понятно. Если у одного горе, то второй над этим зубоскалит. Напарничек, блин.
— Петр, а у тебя все нормально? Как-то выглядишь ты не очень. Еще настроишь гадость всякую, так я восемь лет мучиться буду.
— Да. Нет. Все хорошо. Да. Все нормально, — как-то растерянно ответил он, после чего негромко выругался, сбросил настройки и приступил к ним заново.
— Петр! Да на тебе же лица нет, ты мне это брось — с настройками баловаться!
— Брось… Брось! Бросить!!! Да достали уже все! — вскричал Петр. — Не бросаю я людей, это меня они бросают! Я три месяца встречался с девушкой, думал — нравлюсь ей; думал, ее интересует моя работа, раз она о ней меня периодически расспрашивала. Когда рассказал, что буду засовывать в капсулу самого «Убийцу коллектора», она и вовсе попросила меня сделать тебе подарок — чтобы ты сам выбрал себе имя. И что? Сегодня, когда меня сюда сорвали, я посмотрел данные по заключенному, позвонил ей, хотел обрадовать, что заключенный, которому она подарила имя, выходит в игровой мир. Думал, порадую ее… Когда она новость про тебя узнала, то сказала, что между нами все кончено. За что? Что я сделал не так? Вот ты мне можешь объяснить?
Я удивленно посмотрел на техника, удобнее устраиваясь в капсуле. Выходит, возможность выбора имени — это не личное желание техника, а воля какой-то взбалмошной девушки? Взбалмошной?
— А как ее звали-то? — решил я поддержать разговор.
Но Петр молча развернулся и отошел от капсулы. Н-да, досталось парню хорошо. По себе знаю: когда бросают — даже жить не хочется. А тут еще такой напарник.
— Марина, — ответил за него напарник. — Лично у меня такое чувство, что она его бросила из-за тебя. Конечно, не мое дело, но я Петруччо уже час пытаюсь в нормальное состояние вернуть. Он даже под машину думал броситься, когда разговор с ней закончил. Щас вернемся, к психологу его отведу; все-таки напарник, уже несколько лет вместе работаем. Но, действительно, очень большое подозрение, что без тебя тут не обошлось. И имя она попросила дать тебе возможность самому выбрать, и ушла от Пети сразу, как про тебя узнала. Ничего не хочешь сказать?
Чтоб тебя. Неужели это та самая?
— А у тебя случайно нет с собой ее снимка? Знаю я одну Марину, очень по поведению на эту похожа. Тоже меня кинула, как раз перед заключением.
Техник повернул экран коммуникатора, с которого на меня смотрел Петр в обнимку с довольно привлекательной девушкой. Той самой, из-за спора с которой я попал в Барлиону на восемь лет.
— Нет, не та, — нейтрально ответил я, стараясь ничем не выдать охватившее меня волнение. — Хорошенькая. Может, скажешь Петру, чтобы он за нее боролся? Вдруг у нее случилось что: настроения не было, встала не с той ноги. Кто их, женщин, знает.