Барнеби Радж
Шрифт:
Никто не отозвался. Все глаза были прикованы к лицу Соломона.
– Уже по одной только погоде можно было догадаться, какое сегодня число. Ни разу в году не бывает такой ужасной бури, как в эту ночь. Девятнадцатого марта я никогда не сплю спокойно.
– Я тоже, – тихо вставил Том Кобб, – Ну, рассказывай дальше.
Соломон Дэйзи поднес стакан к губам, отпил немного, поставил его на пол (рука у него дрожала, ложечка звякнула громко, как колокольчик), затем продолжал:
– Говорил же я вам, – девятнадцатого марта всегда что-нибудь напоминает о несчастье в Уоррене. Ну, вот, и сегодня – думаете, случайно я забыл завести башенные часы? Никогда такого со мной не случалось
Идя отсюда в церковь, я спешил как только мог, потому что надо было еще сначала зайти домой за ключами. Вею дорогу дождь и ветер так меня донимали, что временами я еле держался на ногах. Наконец я добрался до церкви, отпер дверь и вошел. По дороге я не встретил ни одной живой души, и вы сами понимаете, как мне было жутко. Никто из вас не хотел пойти со мной, как будто предчувствовал, что случится.
Ветер так бесновался, что мне с трудом удалось захлопнуть церковную дверь, навалившись на нее всем телом, да и то она дважды раскрывалась настежь, я еле мог ее удержать и готов был поклясться, что кто-то толкает ее снаружи. Наконец я ее все-таки захлопнул, повернул ключ и пошел на колокольню заводить часы как раз вовремя: не приди я, они бы через полчаса остановились. Беру я, значит, свой фонарь, собираюсь уходить, – и тут только вспомнил, что сегодня – девятнадцатое марта, да так неожиданно, словно кто меня толкнул или по голове стукнул. И в эту самую минуту слышу снаружи голос – как будто из могилы на погосте…
Тут старый Джон торопливо перебил рассказчика и, обратясь к мистеру Парксу (тот сидел против него и смотрел поверх его головы на дверь), спросил, не будет ли он любезен объяснить, что именно он там видит. Мистер Паркс извинился и заверил его, что он ни на что не смотрит, а просто так слушает, на что мистер Уиллет с негодованием заметил, что слушать с таким выражением на лице – манера не очень-то приятная, и если у я; мистер Паркс не может иначе, пусть лучше закроет лицо носовым платком. Мистер Паркс покорно согласился сделать это, если потребуется, и Джон Уиллет предложил Соломону рассказывать дальше. Тот подождал, пока утихнет сильный порыв ветра, потрясший, казалось, до основания даже этот крепкий дом, и продолжал:
– Не вздумайте уверять, что это мне почудилось или что я какой-то звук принял за человеческий голос. Я слышал, как ветер свистит под сводами церкви. Слышал, как колокольня скрипит и трещит, как дождь барабанит в стены. Я видел, что колокола дрожат и веревки качаются взад и вперед. И так же ясно я слышал этот голос.
– А что же он говорил? – спросил Том Кобб.
– Не знаю. Может, он и не говорил ничего. Это был крик – ну, вот, как вскрикнет человек иной раз со сна или когда увидит что-нибудь страшное. Крик облетел вокруг церкви и замер где-то вдали.
– Ничего в этом нет особенного, – сказал Джон, переводя дух и с облегчением осматриваясь кругом.
– Может, и нет, – отозвался Соломон. – Но это еще не все.
– А что еще? – спросил Джон, перестав утирать лицо фартуком. – Что еще вы нам расскажете?
– То, что видел.
– Видел! – повторили хором все три слушателя и наклонились ближе.
– Хочу я, значит, выйти из церкви, – сказал Соломон с таким выражением лица, что невозможно было усомниться в его искренности, – открываю дверь, очень быстро открываю, чтобы захлопнуть ее раньше, чем опять налетит ветер, – и вдруг мимо меня промелькнула какая-то фигура, так близко, что стоило мне протянуть палец, и я мог бы до нее дотронуться. Голова у этого человека была непокрыта – в такую-то
– Чей же? – в один голос крикнули все трое.
Рассказчик, дрожа, откинулся на спинку стула и отмахивался рукой, словно умоляя, чтобы его больше ни о чем не спрашивали. Он был в таком волнении, что ответ его расслышал один только Джон Уиллет, сидевший с ним рядом. – Да кто же, кто это был? – повторяли Паркс и Том Кобб, с жадным любопытством глядя то на Соломона, то на мистера Уиллета.
– Джентльмены, – сказал, наконец, мистер Уиллет. помолчав, – нечего и спрашивать. Это был призрак убитого. Сегодня ведь девятнадцатое марта.
Некоторое время царило глубокое молчание.
– Если хотите знать мое мнение, – подал голос Джон, – всем нам лучше держать язык за зубами. Такие истории не понравятся в Уоррене. Будем все помалкивать, иначе наживем беды, а Соломон может потерять место. Так ли это было, как он рассказывает, или ему только померещилось, – все равно никто ему не поверит. Да я и сам не думаю, – тут мистер Уиллет оглядел все углы, и по лицу его видно было, что он, как некоторые другие философы, вовсе не так уж верит в свою теорию, – не думаю, чтобы дух разумного человека стал бродить в такую погоду. Во всяком случае, я на его месте не стал бы.
Однако эта еретическая теория вызвала горячие протесты трех друзей Джона, и они привели множество примеров, доказывающих, что призраки любят появляться именно в ненастные ночи. А мистер Паркс (у которого в роду с материнской стороны имелось фамильное привидение) при обсуждении этого вопроса приводил такие глубокомысленные доводы и яркие примеры, что Джону пришлось бы позорно капитулировать, если бы его не спасло своевременное появление на столе ужина, за который все принялись с ужасающим аппетитом. Даже Соломон Дэйзи под живительным действием света, тепла, бренди и приятного общества настолько оправился от потрясения, что мог уже с самым похвальным усердием орудовать ножом и вилкой и так энергично отдавал честь яствам и напиткам, что нечего было опасаться никаких вредных последствий пережитого им испуга.
После ужина они снова уселись перед камином и, как водится в таких случаях, Соломону стали наперебой задавать «наводящие» вопросы, рассчитанные на то, чтобы разукрасить его приключение еще новыми, страшными и необычайными подробностями. Однако Соломон Дэйэи, несмотря на все искушения, стойко держался своей первой версии и повторял ее много раз с очень незначительными изменениями и клятвенными уверениями, что все это – истинная правда. Так что в конце концов эта история стала казаться слушателям еще более поразительной. Соломон был совершенно согласен с Джоном Уиллетом, что разглашать ее не следует, только, если призрак появится снова, надо будет немедленно посоветоваться со священником. Они торжественно поклялись молчать обо всем. А так как большинству людей нравится быть посвященными в какую-либо тайну – ведь это как бы повышает их престиж, – то друзья Соломона приняли это решение с удивительным единодушием.
За разговорами они просидели гораздо позднее обычного часа, и пора было расходиться. Соломон Дэйзи, вставив в свой фонарь новую свечу, отправился домой под охраной долговязого Фила Паркса и мистера Кобба, трусивших еще больше, чем он сам. А мистер Уиллет, проводив их до дверей, вернулся на свое место, чтобы при помощи котла собраться с мыслями, и долго еще сидел у огня, прислушиваясь к плеску дождя и вою ветра, ярость которого ничуть не утихала.
Глава тридцать четвертая