Барнеби Радж

Диккенс Чарльз

– Это – мой портрет, – пояснил Деннис. – Как по-вашему, похоже?

– Гм… Немного приукрашено. А чья это работа? Ваша?

– Моя? – воскликнул Деннис, любовно поглядывая па свое изображение. – Ну, нет! Хотел бы я иметь такой талант! Это вырезал один мой знакомый, его уже нет на свете… Вырезал перочинным ножом, по памяти… в самый день своей смерти. «Умру молодцом, – так он говорил. – И пусть уж последние мои минуты будут посвящены Деннису: вырежу его портрет». Так-то, ребята!

– Странная фантазия! – заметил мистер Тэппертит.

– Да, странная, – согласился Деннис, подув на свое изображение и полируя его рукавом. – Он вообще был со странностями… цыган, что ли. Другого

такого стойкого парня я не видывал. В утро перед смертью он рассказал мне кое-что… Если бы вы это слышали, у вас бы мороз пошел по коже.

– Значит, вы были при нем, когда он умирал? – спросил мистер Тэппертит.

– А как же, – ответил Деннис с каким-то странным выражением. – Конечно, был. Не будь меня, смерть его и вполовину не была бы так легка. Я таким же манером проводил на тот свет не только его, но и трех или четырех его родственников. И все они были славные ребята.

– Видно, вас очень любила вся семья, – заметил мистер Тэппертит, искоса глянув на Денниса.

– Этого не знаю, не могу сказать, – как-то нерешительно ответил Деннис. – Но я всех их проводил на тот свет. И одежонка их мне досталась. Вот этот шарф, что у меня на шее, носил раньше парень, про которого я вам только что рассказывал, – тот, что вырезал мой портрет.

Мистер Тэппертит бросил взгляд на упомянутую принадлежность туалета и, кажется, подумал, что у покойника, видно, был вкус своеобразный и отнюдь не разорительный. Но он воздержался от замечания, чтобы не прерывать своего загадочного соратника.

– И штаны тоже, – продолжал Деннис, похлопывая себя по ляжкам, – вот эти самые штаны достались мне от знакомого, когда он навеки покинул нашу юдоль слез. А кафтан, что на мне? Не раз я шел за ним по улицам и гадал, достанется он мне или нет. А в этих башмакам их прежний хозяин не меньше как раз пять-шесть отплясывал джигу у меня на глазах. А моя шляпа? – Он снял шляпу и повертел ею, насадив на кулак. – Господи, сколько раз я видел, как она катила по Холборну на козлах кэба!

– Неужели же те, кто до вас носил эти вещи, все умерли? – спросил мистер Тэппертит, невольно отступая.

– Все до единого, – заверил его Деннис. – Все уже на том свете.

В этом было что-то до такой степени жуткое и как будто объяснявшее ветхость его одежды, словно выцветшей от могильной сырости, что мистер Тэппертит внезапно решил идти другой дорогой и, остановившись, стал прощаться самым дружеским образом. А так как они в это время как раз оказались вблизи Олд-Бейли [62] и мистер Деннис знал, что в сторожке найдет знакомых тюремщиков, с которыми сможет приятно коротать ночь у огонька за стаканом вина, обсуждая разные интересующие их и его профессиональные дела, то он без особого сожаления расстался с мистером Тэппертитом и Хью, которому сердечно пожал руку и назначил свидание утром в «Сапоге». Хью и Сим пошли дальше уже вдвоем.

62

Олд-Бейли. – В описываемую эпоху так назывался центральный уголовный суд Лондона, расположенный рядом с Ньюгетской тюрьмой.

– Странный человек, – начал мистер Тэппертит, следя издали за удалявшейся от них шляпой покойного кэбмена. – Не пойму его. Ну, почему он не шьет себе штаны, как все, у портного? Или хотя бы не носит одежду с живых людей, а не с покойников!

– Просто-напросто ему везет, капитан, – воскликнул Хью. – Вот бы мне таких друзей, как у него!

– Надеюсь, он не заставлял их писать завещание в его пользу, а затем спешил

их укокошить! – задумчиво сказал мистер Тэппертит. – Ну, вперед! Меня ждут у «Непоколебимых»… Что же вы?

– Я совсем забыл, – сказал Хью, услышав бой часов на соседней башне. – Мне еще нужно сегодня повидать одного человека… Придется повернуть обратно. За вином да за песнями у меня совсем из головы вон… Хорошо еще, что вовремя вспомнил.

Мистер Тэппертит посмотрел на него так, словно собирался разразиться громовой речью по поводу его дезертирства, но торопливость Хью ясно показывала, что дело неотложное, и потому его начальник, сменив гнев на милость, разрешил ему уйти, за что Хью поблагодарил его с громким смехом.

– Спокойной ночи, капитан, – крикнул он. – Помните же – я ваш до гроба.

– Прощайте! – отозвался мистер Тэппертит и помахал ему рукой. – Будьте храбры и бдительны!

– Долой папистов, капитан! – проревел Хью.

– Хотя бы пришлось залить всю Англию кровью! – подхватил грозный капитан. Хью опять загоготал и помчался прочь, как борзая.

– Этот молодец не посрамит моей армии! – сказал себе Саймон. – У меня есть мысль… Когда в стране все переменится – а перемены будут несомненно, если мы восстанем и победим, – дочка слесаря будет моя, а от Миггс надо будет как-нибудь избавиться, иначе она и один прекрасный день подсыплет нам яда в чай. Так я женю Хью на ней – в пьяном виде он даже на Миггс способен жениться. Решено! Надо будет это иметь в виду.

Глава сороковая

Нимало не подозревая, что в плодовитом мозгу его дальновидного командира возник план этого счастливого брака, Хью шел не останавливаясь, пока гиганты св. Дунстана не оповестили его, который час [63] . Тут он схватился за рукоятку ближайшего насоса и, подставив голову под кран, стал обливаться так усердно, что вода текла ручьями с каждого волоска его всклокоченной гривы, и скоро он был весь мокрый до пояса. Хорошо освежив таким образом и тело и мозг, почти протрезвившись, Хью кое-как вытерся и, перейдя улицу, энергично постучал молотком в ворота Миддл-Тэмпла [64] .

63

…пока гиганты св. Дунстана не оповестили его, который час. – Речь идет о двух колоколах, висевших под часами на колокольне старинной церкви св. Дунстана и отбивавших время. Об этих колоколах Диккенс рассказывает в одной из лучших своих рождественских повестей «Колокола». Церковь св. Дунстана находилась на соединении Стрэнда и Флит-стрит, около Тэмпл-Бара, и была снесена в 1830 году.

64

Миддл-Тэмпл – один из четырех главных Судебных Иннов (более подробно см. «Посмертные записки Пиквикского клуба»), а также та часть Тэмпла, в которой он помещался.

Привратник выглянул через решетку и сердито крикнул: «Кто там?» – на что Хью ответил ему так же резко и потребовал, чтобы его поскорее впустили.

– Здесь пива не продают! – крикнул привратник. – Чего надо?

– Войти, – ответил Хью, ударив ногой в ворота.

– А куда именно?

– В Пейпер Билдингс.

– Чья квартира?

– Сэра Джона Честера.

Каждый ответ Хью сопровождал новым ударом ногой в ворота.

Поворчав, привратник, наконец, отпер их и впустил ночного гостя, подвергнув его предварительно строгому осмотру.