Барон Дубов 4
Шрифт:
Северов задумчиво смотрел в окно, придвинув стул. Вероника с неподдельным любопытством и восхищением осматривала каждый уголок купе. Оно и понятно: раньше она всегда ездила в купе для простолюдинов, а они мало того, что крохотные, так ещё и по четыре человека сразу пихают в одно. И то постоянно идёт война за верхние и нижние полки.
Впрочем, и я сам в таком шикарном купе впервые. Агнес мастерила какой-то белый с голубым костюм прямо на столике. Как она сказала, это утеплённый комбинезон для Онежской, который гоблинша давно ей обещала сшить. А в Питере она доберётся до лучших материалов,
Лакросса размялась и теперь делала растяжку прямо на полу. В данный момент сидела на шпагате. И зрелище это, надо сказать, умопомрачительное. Будто бронзовая статуя работы величайшего мастера ожила, надела короткий нейлоновый топ, который едва прикрывал потрясающую грудь, и очень короткие шорты и теперь явила свою красоту миру. Короче, вид просто изумительный.
А заодно и момент для разговора подходящий. Так что я расположился прямо перед ней.
— Что ты делаешь, Дубов?
— Зарядку.
— Ты не мог бы подождать, пока я закончу? — Она вытерла тыльной стороной ладони пот на лбу. Выжженная прядь волос выбилась и упала на её красивое лицо.
— А чего ты боишься? Что я опять превращусь в монстра с огненными жилами? — ухмыльнулся я.
Она отвела глаза, а на щеках появились тёмные пятна. Значит, попал в самую точку.
— Ладно, — хмыкнул и начал отжиматься.
Раз! Два… Раз! Два… Ух, отлично! Давненько я этого не делал, а теперь ощущал, как работают мышцы. На груди некоторые из них были рассечены сюрикенами, так что теперь надо их нагрузить как следует, чтобы восстановить силу.
— Я думала, что мы будем следующими, — тихо сказала оркесса. — Тебя только герцог Билибин и учитель смогли остановить. И то чуть сами не погибли.
Я остановился в верхней точке и замер, уставившись в пол. Чёрт, а ведь она права. Воспоминания постепенно возвращались ко мне. Я действительно сражался потом с Билибиным и Сергеем Михайловичем, но не пытался их убить. Просто ярости было так много, что я не мог себя контролировать, злился буквально на всё.
А они специально меня дразнили, чтобы я устал и выжег внутри себя всё зелье, пытаясь с ними сразиться. С другой стороны, если бы не они, я бы, пожалуй, стены ломал, которые ходить мешают, а оттого бесят. Так что у них не было иного выхода, кроме как принять удар на себя. Но и у меня в той ситуации виделся только один способ победить. Погибни я, тот отряд убил бы и остальных. Свидетели явно в их планы не входили.
Я поднялся и сел в позу бабочки, упершись локтями в колени. Растягивал мышцы на ногах, наклоняясь чуть вперёд и оказывая давление на колени. Таким образом оказался лицом к лицу с Лакроссой и вдохнул её запах. Вкусный.
Но в одном я был уверен на все сто сорок шесть процентов. О чём и сказал девушке:
— Вас я никогда не трону, — а потом оскалился, ухмыляясь: — если сами не попросите…
Оркесса тоже наклонилась ко мне, глядя прямо в глаза. Взгляд её ореховых глаз пронзал до самого копчика, а дыхание горячим одеялом ложилось на мои губы.
— Дурак, — сказала она, пытаясь
На душе отлегло. А то надоело видеть её лицо с вечно нахмуренными бровями. После этого я продолжил зарядку в ожидании вкусного ужина.
Кормили в люксовом вагоне действительно вкусно. Сочные стейки, овощные салаты, овощи на гриле и несколько небольших закусок. А само чувство, что мы в пути, было главной приправой к блюдам. Потом ещё и самовар чая с вазой мягких сушек принесли. Ели и запивали всё вкусным горячим напитком. Вдруг я вспомнил, что не покормил ещё одного пассажира.
— А где волчонок? — спросил, оглядевшись вокруг. Мы сидели за столом возле окна, дверь была открыта, но волчонка нигде не было видно.
У него окончательно открылись глаза, поэтому он везде ползал и изучал всё подряд на вид, на вкус, на запах.
— Ай! — услышал я мужской крик через открытую дверь купе. — Ах ты шавка безмозглая!
Затем донеслось взвизгивание, которое резко оборвалось.
Я вскочил, уронив стул, и собрался выйти из купе, чтобы проверить, кто там самоутверждается за счёт беспомощного щенка. Но в проходе уже появился человек. Высокий и мускулистый, с зачёсанными назад тёмными волосами и полоской мерзких усиков над губой. Костюм дорогой и вычурный. В вытянутой руке с явным презрением он нёс за шкирку волчонка.
— Ты забежал не в тот вагон, псина, — цедил мужчина сквозь зубы. — Сейчас мы найдём тебе новый дом на побережье Чёрного моря. Можешь не благодарить…
— Это мой волк, — сказал я.
Аристократ остановился и оглядел меня сверху донизу. Взгляд бесцветных глаз был неприятным и колким. Ростом он доходил мне до подбородка, но особой магии я от него не ощущал. Из купе выглядывали остальные.
— Стоило догадаться. В люкс теперь пускают всякое отребье, возомнившее себя дворянством.
— Полностью согласен, — сказал я, схватив его за запястье. Мужчина дёрнулся, но держал я крепко. Забрал волчонка, и только после этого отпустил его руку. — К несчастью, вас как-то пустили.
— Ах ты, полукровка безродная, да ты хоть знаешь…
Я не стал его дослушивать, а сделал шаг назад и оказался снова в купе. Закрыл дверь… Точнее попытался: этот господин поставил ногу между косяком и створкой. Большая ошибка.
— Я не договорил, — прошипел человек, заглядывая в щель. — Как смеешь ты так дерзить мне? Мне! Герцогу Дарницкому! Да мой род тебя и твой шлюший гарем в порошок сотрёт за такую дерзость! Ты хоть знаешь, что сделала твоя шавка? Заляпала слюной мои новые ботинки.
— Те самые, что ты сунул в дверь? Они же так поцарапаются!
— Что? Эй! Эй, какого хрена ты делаешь, байстрюк чёртов?
Герцог Дарницкий изо всех сил дёргал ногой, пытаясь вытащить её из захвата. Но я держал дверь и крепко давил на ручку, не давая вытащить ботинок. Его уже порядком сжало.
— Значит, слушай сюда, аристократ недоделанный. Никто не смеет оскорблять женщин в моём присутствии. Когда это происходит, у меня перед глазами красная пелена опускается. Как сейчас… Будет лучше для твоего здоровья и твоих ботинок, если ты попросишь прощения у моих спутниц.