Барон в юбке
Шрифт:
– Одно хочу сказать, господа: предали нас, или нет – не имеет значения – Ле Гиллы никогда не отступали, не отступят и впредь…
Я решил: я и мой род будем защищать свой замок до последнего – поляжем все, но бегством от гуллей спасаться мы не намерены! Сто пятьдесят лет адского труда по освоению этих краев моими предками обязывают меня: умереть, но не дать осквернить могилы и память моих дедов, грязными ногами гуллей!!!
…Я не говорю уже о так и не отмщенных костях прежних хозяев этого края – они и не думали ни бежать, ни сдаваться – тихо закончил он.
– Вы правы, лан Ле Гилл, это все воняет, и воняет очень грязно. Жаль, что в Империи понятие ‘честь дворянина’ в последнее время большей частью уходит
– Нам же, все еще в нее верящим, остается лишь лечь костьми, защищая свои майораты и своих людей. Я с вами, лан Гвидо! Вы правы, тысячу раз правы – дать реальный отпор гуллям мы можем лишь объединив все свои силы!
Старый Гвидо поднял благодарный взгляд на храброго мокроляссца:
– Спасибо, сэр Варух, иных слов от главы славного рода Спыхальских я и не ожидал… Кто еще с нами, господа?
Почти все присутствующие сеньоры дружно сделали шаг вперед, и, стукнув кулаком в грудь (давнее воинское приветствие в имперских войсках), склонив головы в легком поклоне, признали старого барона своим воеводой.
– Поскольку ваш замок, сэр Варух, наиболее неприступен, и расположен одним из самых первых на пути у орды – сразу перешел к делу Ле Гилл,- предлагаю организовать оборону именно в вашей крепости.
Огромный бородач, гордясь оказанной честью, расплылся в довольной улыбке.
– Нам же,- он обвел взглядом присутствующих, – необходимо со всеми доступными силами двигаться в Калле Варош и занимать оборону, дабы дать возможность мирным сервам и нашим семьям с детьми беспрепятственно отойти в Кримлию…
– А еще лучше – в Мокролясье – встрял в разговор лан Варух, – Простите меня, сэр Гвидо, что перебиваю, но кримлийцы – сплошь воры, жлобы, мздоимцы и еретики, наживающиеся на чужом горе, я им не доверю не то что свою семью, но и самую чахлую клячу из своих стад…
– Своих младших детей – кивнув в ответ, продолжил барон Ле Гилл – я отправлю с небольшим отрядом в Преворию. Сэр Манфер – он кивнул стоявшему справа от него молодому рыцарю, – которому я поручил эту миссию, обязан будет, предав их на попечение моего дальнего родственника, выбить в сенате подкрепления, хоть пару когорт тяжелой пехоты и полсотни лучников. Кроме этого, созвать в помощь так же всех добровольцев, буде таковые выскажут желание присоединиться к нему, и, со свежими силами, вернуться, ударив в спину степнякам, занятым осадой нашей крепости. Мы же попробуем продержаться до этого срока, вместе удерживая гуллей на Перевале Ветров, у стен замка Варош.
Два дня спустя после этого разговора, из ворот замка Ле Гилл тронулся, обгоняя ползущие по всем дорогам обозы с беженцами, небольшой караван из двух фургонов в сопровождении десятка пеших латников. Предводительствовал охраной рослый молодой рыцарь с двумя оруженосцами.
В одном из фургонов находились дети Барона Ле Гилла : две девицы на выданье – Миора и Виоланта пятнадцати и тринадцати лет, а так же младший сын, Хлои, – большеголовый, нескладный подросток с пытливым, пронзительным взглядом из-под густых, вечно нахмуренных в какой-то мрачной думе, бровей. Кроме них, в том же фургоне ехали в Преворию, к родне, так же и дети ближайшего соседа Ле Гиллов – барона Ле Мло – пятилетние близнецы Ани и Карилла. Быстрым шагом, обгоняя запрудившие дорогу толпы беженцев, отряд двинулся по имперскому тракту на запад, а позади, далеко на востоке, уже поднимались в небо жирные столбы дыма над сжигаемыми передовыми отрядами кочевников деревнями…
***
…- И дернула меня нелегкая повесить себе на шею это сборище сопляков!.. Как будто мне здесь своих проблем мало… Нет, ну, не везет мне в этой жизни, определенно не везет…
И-и-эх,- грехи
У него за спиной, в такой же, как и у меня, люльке, болтался седьмой член нашего воинства – юная Карилла, баронесса Ле Мло.
Вот такая спецгруппа…
Вы спросите, какого черта я оказался во главе этой команды? И сам не знаю. Хоть и ненавижу, когда обстоятельства все решают за меня, но другого выхода у меня и в самом деле не было. Ну, не бросать же детей в лесу одних , особенно если за ними охотится целая банда местного аналога татаро-монголов, или как их там, по местному – гуннов? Нет, – гуллей…
…Итак, все началось с того самого момента, где я, заглянув под полог единственного уцелевшего под копытами взбесившегося стада фургона, увидел пять пар уставившихся на меня глазенок. Точнее, уставились на меня лишь четыре пары, а обладатель пятой – тощий головастый парнишка лет десяти с перемотанной какой-то грязной тряпицей головой, с напыщенным воплем рванулся вперед, очевидно, пытаясь зарезать мою скромную персону.
Довольно умело выставив перед собой лезвие маленького стилета, парнишка храбро закрывал своей спиной от меня сгрудившихся во тьме девчонок. Я невольно попятился назад, удивленный яростью, сверкавшей в глазах этого совсем еще ребенка. В душе у меня невольно появилось чувство уважения к храбрости мальчишки. Он же, вынудив меня отойти на безопасные, с его точки зрения, пол шага от фургона, что-то быстро затараторил на какой-то совершенно непонятной тарабарщине, из которой я хоть и уловил десяток смутно знакомых мне идиом, но не понял ни слова. Я грустно покачал головой, давая понять, что совсем его не понимаю. Парень запнулся, и, сдвинув в раздумье брови, начал бросать мне резкие, отрывистые фразы, как я понял, на разных языках, делая паузы, чтобы оценить мою реакцию на его слова. При этом, к его чести, он, ни на миг не забывая об осторожности, не опускал выставленного в мою сторону стилета.
Чтобы показать свое миролюбие, я, аккуратно присев, положил свой меч на землю, рукоятью к себе, надеясь в душе, что уж с десятилетним пацаном-то, пусть и вооруженным довольно устрашающим ножом, я и в новом теле справлюсь, если вдруг что, и, улыбаясь, протянул раскрытые ладони к парнишке. Тот, наконец-то, снизошел на ответную улыбку, с трудом выдавив ее на сердитой мордашке. Видя, что я совершенно один, он приопустил свое оружие. Ткнув себя в грудь и гордо задрав нос, малец напыщенно произнес нечто, прозвучавшее для меня вроде: турум-бурум, трам-пам-пам, Хлои Ле Гилл! После чего, произнеся еще что-то, опять добавил: