Баронет
Шрифт:
– О, мой уважаемый батюшка тоже будет счастлив вас видеть, – мгновенно расшифровала смысл слова “был” светская красавица. И, разумеется, расценила мой толстый-толстый намек о том, благодаря кому мы тут очутились сегодня. – К сожалению, неотложные дела не дали ему присоединится к вашему обществу тот час же, но я возьму на себя смелость и потороплю его. Карина, по старой дружбе – составишь мне компанию?
– Составлю, – беззвучно вздохнув, подтвердила рыжая.
Так-так, а это интересно. Едва шаги за дверью начали удаляться, я отошёл так, чтобы меня не было видно из проема – и прижался к косяку, напрягая слух.
[*Милорд – то же самое, что и “мой лорд”, но в разговорной фразе звучит привычнее и благозвучнее. Словосочетание “господин милорд” означает, что Карина признает конкретно этого баронета главнее себя (не выше – это понятно из иерархии само собой, а именно главнее – в составе вот их конкретного коллектива) – раз, и что она вассал представляемого – два.]
– Сразу сказать было нельзя? А ещё подруга, называется! – судя по голосу, блондинка тормознула комнаты через две-три от нас выяснить отношения. И больше её голосок не был ни мягким, ни журчащим. – Столько времени зря потеряли…
– Я тебе всё сказала сразу, – хмуро и не слишком вежливо отозвалась мой вассал. – Это ты зачем-то двадцать минут меня мурыжила, задавая глупые вопросы, прежде чем зад свой от дивана оторвала…
– Глупые вопросы?! – баронетта, кажется, поперхнулась. – А твои ответы, дорогуша, умные что ли? Я тебя три раза спросила: во что они одеты. А ты?
– А я тебе сказала – уже не сдерживая раздражения повысила голос Кара. – полный средний усиленный латный доспех комбинированного боя и одежда с вышивкой…
– Одежда с вышивкой?! – судя по тону, Милана закатила глаза. – Какая же ты… непроходимая… деревенщина! Сто раз тебе говорила, в чём уважающая себя благородная госпожа должна разбираться. А ты? Да у Бертрана одна рубашка стоит как вот это моё платье! Точнее, как два таких платья – видела вышивку? Это же “эльфийская гладь”, такую вещь даже с деньгами не вдруг купишь! А у баронета твоего – всё в вышивке, включая плащ! Другую смену одежды у него видела?
– Нет, – кажется, рыжая растерялась от такого напора.
– А у сэра Марии?
– На штанах вроде было что-то такое… а что?
– Ты меня в могилу сведешь, вот что! Хотя нет, уже нет – ты ведь присягу уже принесла... Дуракам – везет.
– Сама дура! – не выдержала Кара. На самом деле я удивился, что она вообще позволила себя так отчитывать с минимальным сопротивлением – видимо, и впрямь считала дочку барона Пэра в какой-то мере подругой. – Даже объяснить толком не можешь…
– Да богат твой Арн. Пожалуй, даже поболее чем мой драгоценный папочка – он-то в тряпки деньги вкладывать особо не горит желанием, все больше в эти его “проекты”... – тут голос девушки поплыл, лишаясь напора, но через мгновение снова обрёл силу: – Или, хех, у парня есть ручная рабыня-эльфийка, которая целыми днями только и делает, что вышивает для него… Так, стой. Я только сейчас сообразила: ты ведь вела себя с ним как обычно? Вот как сейчас было?
– А что? – насторожилась дочка управляющего.
– А что?! – если верить голосу Миланы, она была готова то ли в обморок упасть, то ли попытаться стукнуть рыжую по голове чем-нибудь тяжёлым. – Да ты… впрочем, что это я? Знаю же, что бесполезно…
– Эй! – уже с совершенно явной угрозой прорычала Кара.
– Вот что, возвращайся к своему сюзерену, я сама с папой переговорю, – уже другим голосом, усталым и бесцветным проговорила баронетта. – Будет вам всё, что ты просила – и сопровождение, и даже больше. Я всё устрою. Иди.
И уже явно в спину бывшей фрейлине негромко добавила:
–
Так. Так. Сколько интересной информации сразу. И… Мне только так кажется, или я уже утратил контроль над ситуацией, которую сам же и создал?
Глава 8
Вот недаром мне интерьеры поместья Пэр напомнили дом Рахмана. Стоило увидеть его благородие барона Трамонта, как у меня немедленно возникло чувство узнавания. Нет, не такое, как при срабатывании обезличенной памяти — совсем другое. Узнавание… скажем так, стиля. Как и купец, барон Пэр тянулся к тому, что ему было недоступно, но очень, очень хотелось заполучить. Отличным примером служила баронская геральдическая накидка в цветах герба: фоновый серый, по нему зелёный и золотой рисунок. Вот только цвет материала накидки Трамонта был такой светлый, что буквально чуть-чуть не дотягивал до геральдического белого – колера, закреплённого за плащами Белой Церкви. Рахман, помнится, тоже свой особняк изнутри обставил и изукрасил так, что и королевскому дворцу не стыдно было бы, будь у торгаша чуть больше чувства меры. Но, как и крупный оптовый купец не мог стать монархом, так и барон Пэр не мог ходить в белых одеждах. Даже не из соображений практичности — а зимой верхом оставаться чистым не самая простая задача, я-то теперь большой знаток этого вопроса. Просто его плащик сразу выделялся бы серым пятном на фоне более светлых вещей, сводя все старания на нет. А ещё амбиции провинциального феодала явно не ограничивались полной властью над колеровкой ткани.
– Какой прекрасный образчик! — восхитился барон, заставив выведенную мне под уздцы Вспышку подозрительно покоситься на стоящего рядом со мной человека. – Если не ошибаюсь, химера курьерской линии?
– А у вас определённо намётан глаз, ваше благородие, – обозначил поклон я. Только обозначил не потому, что спина устала гнуться, а из-за настойчивого желания Трамонта как можно скорее миновать стадию общения в рамках формального этикета. Краем глаза я заметил, с каким выражением лица Милана бросила взгляд в сторону Карины.
— Дорогой сосед, не нужно этой ложной скромности! Вижу же — вы столь же ярый ценитель прекрасного, как и я!
Это же надо умудриться так выговорить слово, чтобы у собеседника не осталось ни капли сомнений в том, что оно должно действительно означать. “Прекрасного”, как же. “Безумно дорогого и понтового”. Невооружённым глазом было заметно, как же он мне, имеющему возможность так вложить свои деньги, завидует. Причём мне даже сейчас, буквально после получаса общения было понятно, что пытаться рассказывать правду, даже если бы я хотел это сделать – бессмысленно. В смысле, что я живу Охотой на тварей, и вся “роскошь” для меня не более чем средства производства. Будет только ещё больше зависти.
— В республике Лид царит ужаснейшая в мире форма угнетения человека человеком, но какие же прекрасные шедевры они дарят миру!
Ну, что я говорил? Что-то мне подсказывает, “дорогой сосед”, что в твоих финансовых документах я бы обнаружил ничуть не меньшую степень “угнетения человека человеком”. Ты-то не милейший алкоголик и пенсионер-отставник сэр Матиас, продававший излишки урожая исключительно потому, что эта доля в баронстве образовывалась. А интонация какая… голосом мой визави играть умел хорошо, но сильные эмоции нет-нет, да прорывались. Тут скорее неприкрытое восхищение, чем декларируемое осуждение: ведь рабов-крестьян можно заставить работать ещё больше, а оставлять на жизнь ещё меньше! Брр, ну и субъект…