Баронет
Шрифт:
Другие женщины в моей жизни уходили ещё раньше. Некоторые – потому что рассмотрели во мне что-то, чего на самом деле не было. А остальные… Люди – меняются. Особенно в молодости это происходит быстро. Полгода, год – и ты вдруг удивляешься, как мог быть в восторге от этого человека? Нужно что-то большее, чем обоюдная приязнь, чтобы жить вместе долго и счастливо. Уверен, с Миланой, если она не передумает ещё раньше сама – случится то же самое, что с моими земными “предыдущими попытками”.
Восемнадцать лет – время открывать мир, и время заново открывать себя. Сейчас Пэр увидела во мне… даже не знаю, кого. Человека
Ле что-то пробурчала во сне, завозилась под одеялом – и прижалась ко мне сбоку животом и грудью, попутно закинув на меня ногу. И всю “светлую грусть” вместе с картинками давно пережитых воспоминаний словно метлой из головы вымело. Нет, я всё же сдержался, и не разбудил красотку – ведь это была хоть чуть-чуть, но моя красотка. Просто лежал и глупо улыбался в темноту… а потом незаметно для себя снова уснул. Магия-магией, но заживление ран требует в том числе и здорового сна. А утром смущённая и очень благодарная блондинка показала мне, что прекрасно запомнила лучший способ для пробудки утром мужчин.
* * *
– Успокойся, – тихо порекомендовал я, подъехав поближе к Маше, движущейся верхом на Милке. – И оставь в покое арбалет.
Девушка прижимала к своей груди стреляющую машинку так, словно это было полотенце, а она сама вдруг оказалась голой в мужской бане.
– Чувствую себя голой, – слово в слово повторила мои мысли оруженосец, с явно видимым усилием опуская руки… которые так и остались лежать на ложе самострела. Одна под дугой сейчас не натянутого лука, другая – под рычагом заряжания. Местные охотничьи деревянные игрушки, в отличии от наших стреломётов, можно было взвести хоть руками, в одно движение, не слезая с седла: упереть приклад в живот – и двумя руками потянуть на себя тетиву. Для любителей комфорта был предусмотрен специальный зацеп для стремени и крюк в руку.
– Профессиональная деформация, – посочувствовал я. – Но у нас хотя бы копья есть, в отличии от других гостей де Берга.
Рыцарь скосила глаза на закреплённую у седла рогатину и беззвучно вздохнула. Ну да, вовсе не тот инструмент, которым можно сходу пробить, например, Болотного Секача: короткое древко, остриё скорее режущее, чем колющее, ещё и перекладина-ограничитель есть – предполагается, что добыча на рогатину насаживается своим собственным весом. И вообще, это оружие пешего, а не всадника. Увы, но если бы мой вассал потащил на увеселительное мероприятие свою боевую оглоблю, нас бы, мягко говоря, не поняли. Пришлось брать, что нашлось в поместье. Мне самому было легче: верная эльфийская “пальма” отлично вписывалась в заявленный формат времяпрепровождения.
Как
А вот Трамонта предупреждение барона Берга ничуть не смутило, даже наоборот. Сейчас он двигался впереди, рядом с Эдмондом, и Милана держалась при нём. Правда, моя наречённая выбрала минутку оттянуться к концу колонны, найти нас, чтобы быстро пересказать, что происходит. По её словам, сын герцога, как и обещал, объяснил отцу, кто и как нашёл бумаги, и старший Пэр немедленно решил на этом сыграть. Вот теперь и заливал в уши сюзерену, какая у него умница дочь, сразу поняла ценность документов и намекнула жениху тут же доложить-куда-надо. А всё потому, что именно он, Трамонт Пэр, свою кровиночку всему лично учил – и управлению, и хозяйствованию. И вообще, вся операция по продаже первой партии собранного топлива тоже не обошлась без его способной девочки…
На самом деле любитель белого цвета таким вот нехитрым образом пиарил себя самого, прозрачно намекая, кто у Милы такой крутой наставник. А блондинке пришлось подыгрывать: в процессе ожесточённого торга за откуп на манор Бертран в виде приданого ей пришлось пообещать папе всяческую поддержку, пока она ещё тут. Кстати, баронетта утверждала, что после торга её отец действительно натурально расплакался – и вовсе не от жадности, как я себе воображал, а оттого что “вот моя маленькая Мила и стала взрослой”. Ну-ну.
Утро, в редких разрывах туч изредка показывается солнце – и сразу же пропадает. Лошади и химеры движутся шагом, иногда переходя на неспешную рысь. Это, кстати, ещё не начало Большой Охоты – только подготовительная часть, что-то вроде сбора гостей на бал, когда кареты подъезжают, высаживают гостей – и те неспешно дефилируют в общий зал, ожидая выхода устроителя торжества. Официально мероприятие открывает герцог: на специально подготовленной поляне гости слушают сюзерена, разбиваются на партии (чтобы не стрелять по одному кабану или оленю залпами по двадцать болтов), за каждой группкой закрепляется свой егерь и несколько слуг из числа специально обученных простолюдинов с рогатинами и разделочным инструментом – и вот только тогда начинается, собственно, охота. Или, скорее, ненапряжное развлечение вроде любительского биатлона, примерно столь же напоминающее настоящую охоту, как стендовая стрельба – боевые действия.
С тяжёлым стуком копыт меня и Машу наконец-то догнали остальные дворяне манора Бертран: Кара, с взлохмаченной шевелюры которой едва молнии не слетали, Джок с выражением дикой усталости на лице, и сэр Матиас… м-да. Сэр Матиас не иначе как многолетней практикой держался на своей кобыле, потому что осознанных усилий он не прикладывал. Иначе говоря спал, клюя носом, а поводья его лошади держала его дочь. Не удивительно, что рыжая была так зла.
– Каждый раз одно и то же, – тихо пожаловался мне сын рыцаря, используя меня и Вспышку как щит от сестры.