Барский театр
Шрифт:
Дима — сухопарый, взлохмаченный, но одетый в новенький камуфляжный костюм относительно молодой человек, сидя на корточках, прикреплял радиопередатчик к очередному тетереву. Услышав шаги Сергея, он испуганно вскочил, выхватил из кармана ракетницу, направил ствол на медвежатника, но потом опустил оружие (если ракетницу можно назвать оружием) и облегченно вздохнул.
— Привет, — сказал он Сергею. — Это я машинально. Все равно патронов нет — все расстрелял. А я, часом, думал, что это «хозяин». Я его сегодня видел.
— Где? Когда? — заволновался Сергей.
— Да здесь недалеко. На Заячьей чисти [2] .
Сергей снял рюкзак и стал помогать Диме. Тот взвешивал птиц, промерял их, кольцевал, крепил на спине каждой при помощи пластикового хомутика радиопередатчик, а затем передавал Сергею, который освобождал тетеревиные ноги от пут, снимал с головы носок и отпускал пленника.
2
Чисть (сев.) - обширное верховое безлесное болото ( прим. автора).
— Смотри, как резво, — сказал Сергей, глядя вслед улетающему тетереву. — Словно и без груза.
— А для них 20 граммов — не груз, — отвечал Дима. — Методика давно на западе отработана. Там все рассчитали. Двадцать грамм для тетерева, сорок грамм — для глухаря. Такой вес они практически не замечают.
— А батарейки насколько хватает?
— Гарантия — на 14 месяцев. Но у меня один петух почти два года сигналы подавал. Может, и дольше сигналил бы, но, слава богу, его куница съела.
— Почему «слава богу»? Ведь, как-никак, полевой материал шел.
— Конечно, шел. Только этот петух в такой корбе [3] у Сычёва озера жил, что пока туда доберешься, его запеленгуешь, поднимешь его, чтобы посмотреть, где он кормится, все проклянешь. Так что когда я нашел его останки с работающим передатчиком, выпил за его душу 100 грамм. И сегодня выпьем. Как придем в избу — так и выпьем.
— За удачное кольцевание?
— Это само собой. Но главное — за второе рождение, за спасение живота.
3
Корба (сев.) - чащоба ( прим. автора).
И пока они шли к избе (так высокопарно лесники и другие работники заповедника называли избушки-кордоны), Дима рассказал, что он пережил сегодня утром.
«Хозяина» на чисти он заметил еще издали. Но сначала он увидел лосиху, которая рысью, громко чавкая копытами по уже оттаявшему болоту, с разбегу бухнулась в недавно вскрывшийся ручей, пересекла его и скрылась в ельнике. А буквально через минуту после этого, по ее следам, легким для такой махины галопом пробежал, вернее, пролетел огромный темно-бурый, почти черный медведь. Дима, на таком расстоянии чувствовавший себя в безопасности, посмотрел на зверя в бинокль, отметив, как красиво колышется длинная шерсть на его плечах, а из-под лап взлетают вверх снопы брызг, когда тот попадал в оттаявшие мочажины.
Зверь тем временем достиг ручья и замешкался. Он походил по одному берегу, потом перебрался на другой берег, затем снова вернулся. Судя по всему, медведь потерял след. Тут Дима, наконец, осознал, что, во-первых, хищник после зимы голодный,
Бегущий медведь тем временем исчез из виду, оказавшись в мелком березняке, и там, уже в полусотни метрах от Димы, словно от порыва ветра закачались безлистные деревца — зверь, почти не снижая скорости, приближался. Дима выстрелил и быстро вложил в ствол ракетницы новый патрон. По трусившимся березкам было заметно, что медведь подходит, правда уже не так уверенно. Дима выстрелил еще раз и остался только с фальшфейером — оружием ближнего боя. Но тот не понадобился — медведь наконец-то понял, что шумела не лосиха, и прекратил атаку.
— Так что имею сегодня полное право выпить за здоровье. Что сейчас и сделаю, — сказал Дима Сергею, отряхивая снег с сапог на пороге избушки.
— Имеешь, — ответил Сергей, открывая дверь. — Повезло тебе.
Под этим Сергей подразумевал совсем другое, чем его товарищ-орнитолог.
Дело в том, что Сергей все 20 лет работы в заповеднике, расположенном на границе Вологодской и Архангельской областей, посвятил изучению косолапых.
Сергей знал всё о зверях, живших на охраняемой территории, хорошо ориентировался в литературе, был лично знаком со многими медвежатниками из России, Норвегии, Канады и США. Сам он был прекрасным следопытом, по отпечаткам лап отличал каждого топтыгина в заповеднике, мог рассказать многое об его охотничьей территории, о том, где находится берлога, сколько ему удалось задавить лосей по весеннему насту, а если это была медведица — сколько у нее было медвежат. Однако (вот беда!) самих медведей он за 20 лет работы в заповеднике не видел ни разу!
Поэтому он черной завистью завидовал всем, кому повезло встретиться с этим огромным, красивым и осторожным зверем.
Раздумывая над этим, Сергей зашел внутрь небольшого строения. Избушка стояла на бугре, и из окна хорошо просматривалось покрытое льдом озеро, на котором виднелись следы от снегоходов: лесники зимой ездили на другой берег за дровами.
В избушке было все необходимое: большой стол, нары (под ними лежал запас сухих дров и растопка — сухие щепки и береста), печка-буржуйка, полка с посудой и пачка дешевых затертых порнографических журналов.
В тамбуре на особой стойке, как винтовки в ружейной пирамиде, стояли лопаты с красными черенками — противопожарный инвентарь.
В избушке царил казарменный порядок: посуда была до блеска надраена и аккуратно уложена, синие армейские шерстяные одеяла ровными рядами висели на деревянных шестах, прибитых под самым потолком, пол был чисто выметен, клеенка на столе — тщательно вымыта.
У окна (как, впрочем, на столах всех других кордонов заповедника) лежала толстая тетрадь — дневник посещаемости. В ней каждый побывавший отмечал срок прихода, ухода, а также цель визита.