Барышня-бунтарка
Шрифт:
Подойдя к застеклённой двери веранды, а на минуту замерла в нерешительности. В этот миг мне было по-настоящему страшно: вдруг Ярогорский поймает меня, как я буду объясняться с ним? И пугало меня не только это. Ведь мне ещё предстоял путь по ночному городу к центральному парку, а это тоже сомнительное удовольствие. А о том, что ждёт меня в храме Макошь, я и думать не смела.
Я тряхнула головой, как будто отгоняя навязчивые мысли, и ступила на веранду. На первый взгляд здесь было пусто, но тревога всё равно не отпускала меня. Внезапно доски пола заскрипели за моей спиной, и я испуганно обернулась,
На плетёном столике стояла свеча в плоском медном подсвечнике. Она освещала кресла на гнутых ножках, большую напольную вазу с живыми розовыми бутонами на длинных стеблях, подвесные кашпо с пахучими петуниями и домотканый коврик возле входа. Ни единой живой души здесь не наблюдалось.
Я глубоко вдохнула прохладный вечерний воздух, наполненный ароматами скошенной травы и цветущей акации, и решительно зашагала к ступеням, ведущим в сад.
Глава 8
По широкой дорожке, посыпанной песком, я поспешила подальше от дома. В саду не горели фонари, лишь слабый масляный светильник висел возле крыльца. Но меня это не остановило. Хотя сердце и замирало от страха, я всё равно шагнула за границы тусклого света, в густой мрак.
Уже отойдя на приличное расстояние и скрывшись за деревьями, я обернулась и бросила последний взгляд на особняк.
Весь второй этаж дома Ярогорского утопал в темноте, лишь на первом светились несколько окон. Одно из них было открыто, поэтому было видно, что делается в комнате. На столе горело несколько свечей в массивном металлическом подсвечнике, отчего прямоугольник окна резко выделялся на тёмном фоне. Возле стола с газетой в руках сидел Радимир и внимательно читал, не обращая внимания на то, что творится в саду.
На меня нахлынуло облегчение. Раз он увлечён новостями из вечерней газеты, значит, точно не собирается проверять, чем я занимаюсь. Отлично! Из этого следует, что шанс убраться из его дома незамеченной у меня всё-таки есть.
Я продолжила свой путь. Чужой ночной сад наводил на меня жуть. Тёмные деревья стояли по обе стороны от тропинки, сплетаясь над головой густыми ветвями и не пропуская лунный свет. Из-за этого мне приходилось изо всех сил напрягать зрение, чтобы различить дорожку и не забрести куда-то вглубь участка.
В кустах то и дело слышалась какая-то возня и перекрикивание ночных птиц, и каждый звук, доносившийся из этих, ставших вдруг таинственными зарослей, заставлял меня вздрагивать и ускорять шаг.
Изрядно поплутав по ухоженным дорожкам, я смогла, в конце концов, выйти к воротам, но лишь для того чтобы убедиться, что они заперты: массивный замок не оставил мне шансов покинуть территорию усадьбы Ярогорского.
Застонав от досады, я побрела вдоль забора, ища место, где можно было бы пролезть между металлическими прутьями, но по всему периметру они были соединены коваными завитушками, так что этот вариант пришлось оставить.
Я уже почти было решилась лезть наверх, через забор, как вдруг увидела маленькую калиточку и бросилась к ней. К моей радости, она была заперта на засов, который мне с лёгкостью удалось отодвинуть.
Не смея верить своему счастью, я выскочила
На моё счастье, дорога была совершенно пустынна. Ни единой живой души мне не встретилось, до тех самых пор, пока я не добралась до более оживлённого переулка, начинавшегося возле городской аптеки. Здесь можно было взять извозчика, чем я сразу же и воспользовалась. Потому что бродить в одиночку по ночным улицам довольно опасно, и неизвестно, чем всё это может закончиться.
Бородатый быстроглазый возница, в залихватски заломленной шапке на кудрявых волосах, оглядел меня с подозрением, но спрашивать ничего не стал. Без лишних разговоров он помог мне усесться в пролётку и направил лошадь в нужную сторону.
Уже подъезжая к парку, возле центрального входа, я увидела Всеведу. Женщина выделялась среди немногочисленных запоздалых прохожих белоснежным нарядом и распущенными по плечам седыми волосами.
У меня отлегло от сердца, ведь в душе я боялась, что жрица не придёт за мной, и в этом случае совершенно не представляла, что делать. Заплатив кучеру запрошенную сумму из своих скудных денежных средств, я поспешила к ожидающей меня старухе.
– Явилась девица? Что ж. Знать, судьба такая… – непонятно пробормотала Всеведа. – Ну идём, идём… Ждёт нас коляска, доедем до Междуреченки, там и заночуем на постоялом дворе. Поспешим, а то, не ровён час, суженый твой хватится.
Я послушно побрела за старухой, которая, несмотря на преклонный возраст, двигалась легко и быстро. Беспокойство вновь овладело мной, и неожиданно даже промелькнула мысль вернуться обратно, но я живо отогнала её.
Всеведа повела меня в сторону от входа в парк, туда, где в тени лип стояла неприметная крытая коляска, запряжённая лошадьми. Кивнув одетому во всё чёрное кучеру, жрица отворила дверцу и забралась внутрь, а затем поманила меня присоединиться к ней.
Мне едва удалось перебороть себя и последовать её примеру. Почему-то вдруг остро захотелось оказать подальше отсюда, в безопасном тепле особняка Ярогорского. Но я не дала себе шанса даже как следует подумать об этом желании и, вскочив на подножку, залезла в экипаж.
Как только мы уселись, коляска тронулась и покатила по улицам города. Я кое-как устроилась на жёстком сидении, укуталась в шаль и бездумно смотрела в окошко на проплывающее мимо дома. Они, освещённые луной и редкими масляными фонарями, казались в этот поздний час грозными стражами, что с укором следят за мной чёрными провалами окон.
Какое-то нехорошее предчувствие разрасталось во мне, не давая дышать полной грудью, заставляя нервно хрустеть костяшками пальцев или теребить поясок платья, чтобы хоть как-то отвлечься от нехороших переживаний.
Жрица же, казалось, чувствовала себя совершенно спокойной. Она примостилась на сидении, подложив под спину маленькую подушечку, и изредка поглядывая на меня из-под седых бровей.
Лишь когда мы выехали за черту города, а за пыльным окошком замелькали деревья и чахлые кустарники, старуха решила заговорить со мной.