Барышня Дакс
Шрифт:
– Заглавие найдено? – спросил Фужер.
– Да. Только оно и готово.
– А! Вдохновение не приходит?
– Его приходится тащить за уши! Монте-Карло очаровательное место, но я чувствую себя здесь словно осоловелой.
– Монакская курбатура! [20] Она вошла в пословицу. Пройдет. Кроме того, раз уж найдено заглавие!..
– О! Чрезвычайно простое заглавие «Совсем одна».
– Совсем одна! Гм! Это полно намеков. Детям моего возраста можно будет читать?
20
Курбатура –
Как полагается, рулетка и trente-et-quarante вскоре вошли в их жизнь. И начиная со второй недели Кармен де Ретц, не умевшая ничего делать наполовину, проиграла все, до последнего десятифранкового билета.
– Мне это безразлично! – беззаботно заявила она. На насущный хлеб у меня хватит: четырнадцать изданий моей последней книжки, за которые я еще ничего не получила. Не пройдет трех дней, как у меня будет чек, и я превосходнейшим образом отыграюсь.
– Ай! Вот этого я и боялся!
– Друг мой, род человеческий разделяется на два вида: на игроков и на нотариусов. Я очень уважаю последнюю категорию, но сама принадлежу к первой. Вам это не нравится?
– Вовсе нет! Мне нравится это, тем более что мы, очевидно, сродни по духу: я не умею войти в категорию игроков, но я вполне уверен, что не принадлежу к категории нотариальной.
Они были чрезвычайно забавными любовниками: дни напролет они препирались и осыпали друг друга эпиграммами и насмешками. Только обоим им присущая любовь к красивым местам и бескрайним просторам объединяла их порой в немом восхищении. Но через минуту они снова принимались дразнить друг друга.
Быть может, они старались из стыдливой гордости скрыть друг от друга настоящее значение и подлинные размеры того, что они называли прихотью.
Однажды вечером – было это 13 октября, они кончали обед – они вернулись с мыса Мартэн, откуда смотрели на закат. Багровое небо пятнами крови и огня забрызгало все море, и перед этим пышным горном вечерний ветерок мягко шевелил черное кружево сосен. Теперь была ночь, молочная ночь. От садов пахло смолой. И свет рассеянных среди листвы круглых электрических фонарей был похож на лунный.
Они, любовники, молчали и смотрели в темноту. Из их молчания рождалась таинственная истома.
Внезапно Кармен де Ретц встала, как бы желая стряхнуть с себя эту истому:
– Фужер! Я не говорила вам…
Она раскрыла мешочек, который висел у нее на шее, и достала оттуда пачку синих кредиток.
– А! Прекрасно. Это знаменитый чек?
– Который превратился сегодня утром в новехонькие кредитные билеты. Друг мой, сегодняшний день был слишком созерцательным. Оно незабываемо – японское солнце через итальянские деревья. Но после двухчасового экстаза необходима реакция, необходимо действовать. Сегодня же вечером я отправлюсь к зеленому полю.
– Идем к зеленому полю! Но сначала – одно маленькое замечание. Кажется, ваша сумочка туго набита?
– Пять тысяч шестьсот.
– Так… Не полагаете ли вы, что благоразумнее
– Зачем?
– Род человеческий делится на два вида, и вы сами сказали мне, что не принадлежите к виду нотариусов.
– О, будьте добры, не думайте обо мне так дурно! Я достаточно взрослая, чтобы остановиться вовремя, даже во время игры.
Он насмешливо посмотрел на нее:
– Это зависит от обстоятельств. Вы превосходно умеете останавливаться, но не в trente-et-quarante, – в других играх, которые тем не менее принято считать еще более азартными.
Он не удержался, чтобы не расхохотаться; тем не менее, когда они входили в Казино, сумочка на цепочке была так же туго набита, как и прежде.
Салоны были еще полупустыми; многие столы, закрытые чехлами, свидетельствовали о малом количестве игроков. И все же игра велась довольно оживленно. Партнеры, стоявшие за стульями, не мешали игре, и крупье, избавленные от обязанности следить за ставками, ускоряли темп.
Шесть рулеток вертелось в первых двух залах под звон золота и серебра. Кармен де Ретц пренебрегла ими и направилась прямо в глубину святилища. Здесь trente-et-quarante производило меньше шума, но с большим толком. Один из игроков как раз встал. Кармен де Ретц заняла его место. Потом, вооружившись куском картона и традиционным гвоздем, она начала отмечать игру.
Фужер, стоя за ее стулом, смотрел на нее. И так как она все пытала счастья, он через несколько мгновений задал нескромный вопрос:
– Ну что, благоприятный миг еще не настал? Кармен де Ретц недовольно пожала плечами.
– Ступайте к рулетке, посмотрите, нет ли меня там! Смеясь, он оставил ее и послушно отправился прямо туда, куда она его послала. Он подошел к одному из столов. Шарик слоновой кости как раз упал в одну из лунок, и крупье известил победу номера 24.
– Теперь выиграет шестнадцатый, – предрекла какая-то молодая особа в поисках щедрого счастливца.
Она улыбнулась Фужеру. Фужер поставил экю на 16. Выиграло 19.
– Я в отчаянии, сударь.
– А я восхищен, сударыня. Я уже имел удовольствие встречаться с вами, не правда ли?
Он завязал флирт и потребовал свидания – по привычке.
Вдруг он вспомнил о Кармен. Как ее дела? Надо посмотреть.
Он вернулся к trente-et-quarante.
Кармен де Ретц играла, и играла крупно. С первого же взгляда Фужер увидел, что перед ней не было ни одного луидора – только жетоны и крупные кредитные билеты.
– Ого! – обеспокоенно прошептал он.
Он встал напротив играющей и кашлянул. Она подняла глаза и увидала его.
– Кхе! Кхе! Кхе! – сердито кашлял он.
Она вызывающе взглянула на него и толкнула три жетона на красное поле. Банкомет роздал карты.
– Шесть! Девять! Красное проиграло и цвет!
– Кхе! Кхе! Кхе! – еще раз кашлянул Фужер, испуганно указывая на три утаскиваемые жетона.
Кармен де Ретц в ярости развернула кредитный билет в пятьсот франков.
«Она сошла с ума!» – подумал испуганный Фужер. Билет упал на черное. Выиграло красное.