Барышня ищет работу
Шрифт:
— Что бывают безопасные виды нежити, — ответила я.
— Что за дом? Адрес говорите. Узнаю.
Про адрес я не подумала вообще.
— Я только показать, где находится, да как шли, и всё.
— Захарьевский переулок, дом три, флигель, — сказала Марьяна.
Молодец, запомнила.
— Узнаю, кто там мог не до конца преставиться, что за юноша. А теперь другой вопрос, более животрепещущий. Что мы с вами будем делать, уважаемые дамы.
— Назначайте наказание, — пожала я плечами.
— Сделаем всё, — истово закивала Марьяна. — Только Афанасию Санычу не говорите.
—
— Тогда не сделаем, незачем будет, — улыбнулась я.
— Хорошо. Завтра после пар придёте в преподавательскую и сделаете там уборку.
Мы обе согласно кивнули. Не самое страшное, что бывает. Прорвёмся.
27. Авенир
27. Авенир
Назавтра после пар мы с Марьяной прибыли к преподавательской факультета некромантии, и оказалось, что нас там даже поджидали. Аркадий Петрович Ракитин оглядел нас внимательно и спросил, чем это мы провинились, что посланы наводить порядок.
— Были недостаточно расторопны на практике у Авенира Афанасьевича, — пожала я плечами.
Что характерно, так и есть. Меня он нередко поругивает — что нужно быстрее шевелиться, нежить не станет ждать, пока я соображу, где нахожусь, да припомню, что делать. Марьяне достаётся ещё чаще и сильнее, это она в бытовых воздействиях первая, а в некромантской атаке — если и первая, то с конца. После, разве что, Коли Малинина.
Мне даже стало интересно — как наказывают Колю и некоторых других. Потому что явиться за наказанием время от времени говорили — за дурное поведение, за курение, за прогулы и опоздания. Но с другой стороны, ну их. Нам нужно спросить, что тут делать, быстренько всё выполнить и бежать домой, потому что в десять практика, а завтра с утра пары.
Оказалось — всё как везде. Расставить книги с большого стола в шкаф по алфавиту, вытереть везде пыль и вымыть пол. Ящики всех личных столов были под заклятьями, так что узнать что-нибудь лишнее нам не светило совершенно. Впрочем, на столах стояли чернильницы или даже письменные приборы, лежали бумаги, обычные и промокашки — я их просто складывала аккуратной стопочкой. И невольно заглядывала — что там. Любопытной Варваре, да, я знаю. Быть мне без носа.
Опять же — лютое любопытство. Как работает факультет? Дома я хорошо это знала. А тут?
На столах встречались главным образом списки студентов с пометками — кто был, кого не было, кто сдал, а кто нет. Конспекты лекций, тезисы статей. Обычное такое. Везде. Ой, стоп, а это что?
«Филиппова Ольга Дмитриевна, весенний семестр». Правда, дальше — какие-то закорючки. «Общ. нежить, древн. нежить, смерть». И напротив каждого наименования — цифры. Первое — 12, второе — 10, третье — 7. Это что, часы? Занятия? И чей это стол, интересно?
— Марьяна, вы не знаете, чей это стол? — спросила я.
— Как же, Авенира Афанасьевича.
Ох ты ж. Ладно, спрашивать не буду, а то спалюсь, что нос сунула. Сейчас же я просто положила на сведения обо мне лист со списком тем курсовых работ для студентов третьего курса.
— И что там с Лидочкиным Петей? Она не рассказывала?
— Ой,
— Дурища, — только и сказала я.
— Она самая, — кивнула Марьяна. — И Петя тот вовсе не таков, чтобы ради него в такое вот лезть, я ей так и сказала. И посоветовала найти кого-нибудь в целых ботинках, а то сама не заметит, как тоже дыры на перчатках зашивать перестанет, а на новые-то денег и не будет!
Купеческая дочка и есть купеческая дочка, наверное — оценила стоимость всего, что было в тот вечер на бедняге Пете надето.
— Не революцию ему надо, а службу хорошую, — бурчала Марьяна. — Я Лидочке-то так и сказала, а она обиделась. И это ещё хорошо, что батюшка её не ведает, как она здесь живёт, а то заберёт домой, и ни учёбы ей тогда, ни женихов. У неё нет матери, а младших пятеро или шестеро, и отец с ними суров. Не балует их, и деньги ей присылает, но немного, говорит — пусть учится считать. Лавка у него бакалейная, не самая большая, но — хорошая, да и едоков тоже немало.
Под болтовню мы даже пол вымыли руками — чтоб никто не прицепился, хоть нам и не запрещали использовать магию. Но — да, стало чище. Марьяна ещё самовар магией согрела, послала кого-то из наших парней в ближний трактир и добыла там баранок, и красиво разложила их на деревянном блюде, которое мы нашли в шкафу.
— Марьяша, детка, благодарю, — забредший после пары Афанасий Александрович добыл баранку и рассеянно её грыз. — Девоньки, здесь бумажка лежала такая, нужная…
Мы с Марьяной переглянулись — потому что бумажек тут три тысячи, не меньше, как во всякой уважающей себя преподавательской. Впрочем, старший Пуговкин подошёл к столу Авенира, подержал над ним раскрытую ладонь… и ему в руку выскользнул из стопки тот самый листок, который я перед тем внимательно прочитала. И вышел с ним, предварительно прихватив с блюда ещё пару баранок.
Ладно, я увижу, что меня ждёт. А пока — бегом домой, и успеть побольше до ночи. Ночью снова нежить, и я снова в нападающих.
Нежити сегодня было четыре штуки, а истребить её мы с Митей Ряхиным должны были вдвоём. С ним, конечно, не страшно, или почти не страшно, но — всё равно оказалось крутенько. Враги то и дело утекали и пытались прогрызть защитный купол, из-под которого наблюдали наши коллеги с Авениром Афанасьевичем, но мы с Митей их всё же добили. Устала — не передать. Думала, приду домой, ещё почитаю на завтра, но где там!
Следующая полевая практика была назначена завтра же, и солистами назвали Толоконникова — и снова меня. Тут пришлось труднее, потому что Толоконников вообще не слишком умеет объединяться, ему проще командовать. Ну, мне без разницы, пусть командует, другое дело, что у Мити — рефлексы, а у него — пока ещё не очень, вот ему чуть ногу и не отожрали. Я допрыгнула и добила бродячий скелет, он рассыпался пеплом, а Толоконников поднялся и прямо тут подал мне церемонно руку, принял мою и пожал.
Когда Авенир Афанасьевич назначил третью ночь подряд и снова меня, да ещё с Малининым, я уже не стерпела. После практической пары подошла и спросила: