Баржа Т-36. Пятьдесят дней смертельного дрейфа
Шрифт:
– Да ничего не делать. – Филипп отвернулся, чтобы не видеть уплывающую красоту, побелели участки кожи на лице, свободные от волосяного покрова. – Этот остров нам как кроту морковка, пускай себе плывет к той-то матери.
А через час они столкнулись с еще одним занимательным явлением.
Бойцы сидели в кубрике и обдумывали планы на ближайшую недолгую жизнь, когда с лестницы спустился побледневший Серега и хрипло возвестил:
– Лодка. А в ней покойник.
– Где? – чуть не хором спросили товарищи.
– Рядом, – лаконично отозвался Серега. –
– Серега, ну какая еще лодка? – простонал Филипп. – Ты на солнце перегрелся?
– Резиновая, – вздохнул Серега. – А в ней покойник. – Он чуть не волоком потащился обратно.
Интрига в докладе имела место. Озадаченные солдаты потащились на палубу, где и констатировали – Серега прав. Уму непостижимо, откуда принесло эту штуку, но ее тоже подхватило течение, и в данной точке пространства оба суденышка встретились. Рядом с левым бортом «танкиста» покачивалась на волне и неумолимо приближалась к барже плоскодонная, резиновая и уже порядком приспущенная лодка. Вода еще не заливалась через край, но в недалеком будущем могла захлестнуть суденышко и отправить на дно.
В лодке лицом вверх, вытянув руки по швам, лежал мужчина, обнаженный по пояс. Острые скулы и распахнутые раскосые глаза выдавали японца, китайца или корейца. Редкие волосы топорщились на макушке. Мужчина определенно был мертв, причем не один день. Тело разлагалось. Кожу на груди покрывали трупные пятна, такие же «украшения» пестрели на лице, на тонких, практически прозрачных ушах. Глаза опоясывали фиолетовые круги. Страдалец был до безобразия худ. Кости выпирали, из плеч торчали острые ключицы.
Возникало такое ощущение, что лодку с пассажиром неудержимо влекла к барже какая-то сила! Она подплыла вплотную, ткнулась в борт. Солдаты испуганно смотрели на нее сверху. Казалось, что разлагающийся мертвец сейчас откроет глаза, поднимется и полезет на баржу.
– С добрым утром называется, – икнул Филипп. – У вас все в порядке, сэр? Хреновая примета, однако, мужики, – встреча с мертвецом.
– У нас тут сплошь хреновые приметы, – проворчал Серега и всмотрелся. – Глядите, рядом с ним котомка лежит. Может, еда или питье? Давайте спустимся?
– Спускайся, – разрешил Ахмет, украдкой перекрестившись.
Да, с исламом у сержанта Советской армии как-то не складывалось.
– Но помни на всякий случай, Серега, если человек умер от голода и обезвоживания, то сомнительно, что у него в котомке найдется еда или питье.
– А может, его того… убили? – с натугой выдавил Федорчук.
– Видимых повреждений на теле нет. Этот горемыка просто плавал в лодке. Видимо, долго. Сперва ему повезло, что не попал в шторм. Припасы кончились, несколько дней под палящим солнцем – и ау… Видите, как он лежит? Расслабился человек, смирился с тем, что умирает, смотрел на небо и ждал конца.
– Жуть какая, – передернул плечами Филипп. – Как представлю, что и мы так можем…
– Типун тебе на язык, – прорычал сержант. – Умирать приказа не было, да, собственно, и не будет.
– А что за хрен
– Да кто угодно, – пожал плечами сержант. – Скажем, рыбак с японского судна. Траулер потерпел катастрофу, затонул, спасся только этот, скитался по морю, дрейфовал точно так же, как и мы. Явно в спешке прыгал в лодку – в ней даже весел нет. А может, изгнали парня из команды. Провинился в чем-то…
– Или беглец из Северной Кореи, – предложил иную версию событий Полонский. – Бежал морем, вдоль берега, попал в шторм, унесло в открытое море, весла потерял – а куда на этой лодке без них?
– А что не так с Северной Кореей? – не понял Серега. – Зачем из нее бежать? Там ведь тоже социализм.
– Вот именно… – отвернувшись, прошептал Филипп.
– Все-таки темный ты, Полонский, – покачал головой Серега. – Ни черта не понимаешь в международном положении. Товарищ Ким Ир Сен, за которого народ горой, убедительные победы народной власти, щедрые урожаи, о которых капиталистам только мечтать… Я бы понял еще, сбеги он из Южной Кореи в Северную.
– Ладно, – отмахнулся Филипп. – Будем считать, что он бежал из Южной. Чего делать-то с этим подарком, Ахмет? Мы же не собираемся употребить его в пищу? Заманчиво, конечно… – Он попытался скорчить саркастическую ухмылку.
Громко икнул Федорчук.
– Мы не употребляем в пищу себе подобных, – строго сказал Ахмет. – Давайте подождем, он должен от нас отвязаться. Мы в разных весовых категориях. И хватит тут плести про страшные приметы. Чтобы больше я такого не слышал.
Предположение сержанта оказалось верным. Некоторое время лодка с жутковатым грузом терлась о борт, не желала отклеиваться. Солдаты не спускали с нее зачарованных глаз.
Федорчук молитвенно шептал:
– Ну уходи же, мужик, чего ты до нас докопался?
Полонский порывался перекреститься, но так и не воплотил свое жгучее желание.
Потом лодку внезапно отнесло от баржи, она закачалась на волнах, вода едва не хлынула через борт. Покойник продолжал таращиться в небо пронзительным взором. Дистанция росла, и вскоре солдаты облегченно вздохнули. Лодочку отнесло довольно далеко. Она продолжала двигаться тем же курсом, но уже отдалялась. Вода от усилившейся качки протекала в лодку, она просела. Парни не стали дожидаться, пока покойник переселится в море, отвернулись, побрели в кубрик.
День 9 февраля прошел в гробовом молчании. Две кружки воды на весь караул. Серега оторвал корешок от «Пятнадцатилетнего капитана», порезал его ножом и принялся жевать ломкую массу, пропитанную засохшим клеем. Остальные тоскливо на него смотрели.
– Что делаешь? – превозмогая отвращение, спросил Полонский.
– Ем, – невозмутимо отозвался Серега. – Сейчас покушаю, наберусь сил и лягу спать.
«Набирался сил» он в корабельном клозете, где Серегу рвало. Парень издавал душераздирающие звуки, и всем казалось, будто это происходит с ними.