Басаргин правеж
Шрифт:
— За мной, скорее! — Басарга перебежал двор, влетел на крыльцо трапезной, заскочил в распахнутую дверь, остановился: — Закрывай!!!
Вместе со слугами он захлопнул тяжелые створки, в тусклом свете масляных светильников накинул поперечный брус. Пока мужчины возились, в коридоре послышался топот — к дверям бежали несколько татар, уже успевших ворваться в дом. Причем все были с щитами. Хорошо хоть, без копий, только с саблями.
— Откуда вы только беретесь? — зло выдохнул Басарга, отбивая саблю первого и пиная его щит ногою в нижний край. Верхний край от толчка пошел вперед, и боярин тут
Снаружи загрохотали выстрелы, от двери полетела щепа. Разбойники, оказавшись на удивление хорошо снаряженными, дробили пищальными выстрелами запорный брус и створки над подпятниками, пули рикошетили от пола и стен, выбивая кирпичную крошку. Стало ясно, что вскоре дверь упадет и воины окажутся в тесном коридоре впятером против толпы разбойников. Причем сильно рискуют оказаться к тому моменту раненными из-за беспорядочно летящего внутрь дроба.
— Щиты забирайте, и отходим, — приказал Басарга. — Ввосьмером шансов больше…
Холопы вслед за ним добежали до церкви, захлопнули двери. Здесь, по сравнению с коридором, было светло: чуть не перед каждым образом горел светильник, а перед иными стояло по нескольку ярких восковых свечей. Матушка-игуменья стояла на коленях, истово молясь. Бояре стояли чуть в отдалении, не решаясь оставить пойманную с поличным изменницу одну.
— Что там? — с тревогой спросил Тимофей Заболоцкий.
— Татары, — кратко выдохнул Басарга, показывая окровавленную саблю. — Напротив двери не стойте. Могут из пищали сквозь створки пальнуть.
Боярин будто в воду смотрел: не прошло и четверти часа, как снаружи послышался грохот. Дверь задрожала, с хрустом отбросила кованые пластины петель, на которых была подвешена, и повалилась в сторону. В храм вкатилось белое облако порохового дыма, из которого, словно бесы, выскакивали воины в стеганых халатах и лохматых меховых шапках, с круглыми щитами и кривыми саблями.
Клинки скрестились, церковь наполнилась звоном стали.
Басарга отвел направленный в голову укол, рубанул сам, попав по ловко подставленнному щиту, нырнул, кольнул в ноги, на этот раз промахнувшись, откатился, едва не пропустив удар по шее, вскочил и… Не обнаружил противника.
Громко крича: «Аллах акбар!» — татары убегали по коридору.
— Что за бесовство басурманское? — в недоумении огляделся боярин Илья. — Я токмо во вкус войти успел!
— Спужались, что ли? — разделил его удивление могучий Тимофей Заболоцкий. — Так их вроде как втрое супротив нашего было…
— Басарга! — громко окликнул подьячего Софоний. — Игуменья!
Старушка-настоятельница лежала у алтаря, и из груди
— Сдается мне, друже, все еще хуже, нежели мы надеялись, — перекрестился над погибшей боярин Зорин. — Похоже, Никола Салос изо Пскова не из беспокойства за государя приходил, а с угрозами. Блаженного ведь даже царь тронуть не посмеет, сказывать может все, что заблагорассудится.
— Ты это о чем, Софоний? — не понял его Тимофей Заболоцкий.
— Ныне так выходит, друже, — ответил московский боярин, — что о наличии у государя нашего старшего брата, живого и здорового, мы знаем в точности. А вот где он, кто его укрывает, что заговорщики замысливают, нам неведомо. И расспросить о том уже некого, ибо единственную свидетельницу у нас на глазах татары порешили. Не обрадуется таким вестям государь наш Иоанн Васильевич. Ох не обрадуется…
Война школ
За окном многоэтажки царил непроглядный мрак. В домах напротив светились лишь редкие отдельные кухоньки и комнатки, да фонари во дворе горели с экономным промежутком в один на три отключенных. Шесть утра. Для Москвы — поздний-поздний вечер, когда праздные горожане, наконец-то угомонившись, все же укладываются спать, а горожане работящие еще досматривают последние сны перед торжествующим звоном будильника.
Именно в этот час Женю Леонтьева и посещали его, к счастью редкие, «вещие» сны, практически неизменно завершающиеся смертоубийством. И обратно в постель молодому человеку после этого, понятно, уже не хотелось.
— Держи, — поставила перед ним полную кружку Катерина. — Дерябнем по кофейку, раз уж подъем у нас случился. Заметь, кстати, до чего удобно иметь квартирантку вроде меня. И совет умный завсегда дам, и завтраком накормлю, и посуду помою. Так что давай решайся, бухгалтер. С тебя — жратва и койка, с меня — информация. Заметано?
— Кота в мешке продаешь, — покачал головой Женя. Хотя от кофе, конечно, не отказался. — Сперва скажи, чего там тебя осенило? Тогда и подумаем.
— Хочешь скачать интеллектуальную собственность на халяву?
— Могу не скачивать, — пожал плечами Леонтьев и кивнул в сторону коридора: — Выход там.
— Ты шантажист!
— Нет. Всего лишь бывалый бухгалтер. Не люблю платить за воздух.
— Не жмоться! Тебя-то ведь шлепнуть могут!
— Тебя тоже, — ухмыльнулся Женя. — Забыла, что мы теперь в одной лодке? Так что давай колись. Или дальше будем каждый за себя.
— Ну ты вымогатель… — почесала кулаком нос девушка. — Ты ведь все равно не поймешь половины того, что рассказываю!
— А ты попробуй!
— Да я пытаюсь… Только не знаю толком, с чего начать. По уму ведь надо, чтобы с самого начала. Да только тогда разговор на несколько лет растянется… Ладно, попробую провести укороченный курс для смертников. Значится, так… В справочнике для нищих, почему-то называемом учебником, все реформаторы прошлого обычно описываются как дегенераты, творящие невесть что. Хотя на самом деле многие из них построили то, на что у современных политиков мозгов не хватает. Иезуиты, например, придумали и активно пользовали оружие, которое нынешние правители тупо не замечают.