BASE 66

Дедьер Йефто

Коснувшись ногами земли, я чуть не плакал от радости. Подбежал Бернар, и мы заключили друг друга в медвежьи объятия. Первое, что он сказал, было:

— Давай не прыгать больше. Никогда.

Я был полностью согласен:

— Никогда больше!

Я взглянул вверх, на Брураскарет. Крохотная точка на двух тысячах футов, где мы стояли только три минуты назад. Подумалось: нервного напряжения сильнее, чем то, что я пережил там, просто не может быть. В моей жизни не было тяжелее испытания, чем прыжок с Тролльвеггена, но не было и ничего более захватывающего. Всплеск адреналина давал о себе знать ещё много часов.

Я собрал купол, и, обняв друг друга за плечи, мы пошли

к дороге, ведущей в Ондальснес. По пути Бернар кое-что рассказал о своём прыжке. Свободное падение шло вроде бы как запланировано, но купол раскрылся в опасной близости к стене обрыва. Всегда трудно оценить расстояние до плоской стены, но Бернар настаивал, что был приблизительно в 30 футах от неё. Немедленно повернув на 180 градусов, он полетел прочь. Тогда Рональд и крикнул, что он, оказывается, жив. Видимо, тречил Бернар не очень-то хорошо, оставив между собой и стеной мало места, отчего Рональду сначала показалось, что он врезался в скалу.

Нам снова повезло — какая-то машина ехала в сторону Ондальснес и остановилась, когда мы подняли руки. Глаза норвежца-водителя загорелись, когда мы сказали ему о прыжке, и все 20 минут, что мы ехали, он снова и снова расспрашивал нас о нём. Остановившись у дома родителей Рональда, он чуть ли не просил нас дать ему автографы.

К нашему удивлению, в доме оказались две симпатичные девушки, обе — румяные блондинки. Не далее как сегодня Рональд говорил, что «их нет ни одной в Ондальснес», но мы предположили, что это подруги Рональда и Свена. Мое единственное желание состояло в том, чтобы плюхнуться на удобную кушетку с кружкой холодного пива. Наполненному адреналином телу требовался отдых.

На улице была непроглядная темень, а ни Рональд, ни Свен ещё не вернулись. Но я не сильно волновался; они выросли здесь и могли, вероятно, найти дорогу домой в любую погоду. В подтверждение моих мыслей, через несколько минут они вприпрыжку вбежали во двор. Сбежав с горы, они даже не запыхались. Истинные железные люди. Они были счастливы видеть нас живыми и поздравили с первым прыжком с Тролльвеггена. Мы с Бернаром вышли во двор, чтобы поставить палатку. На это ушли наши последние силы.

Несмотря на полный упадок этих самых сил, мы решили всё же заглянуть в одно местечко деревни, где жизнь по-прежнему била ключом — дискотеку «Бельвю». Бернара очень позабавило такое богемное французское название дискотеки в крошечной деревне, похожей больше на край света, чем на что-то еще. «Бельвю», однако, выглядела как дискотека в любом большом городе. Огромные динамики пульсировали от музыки, и танцующие делали все, чтобы поддержать зажигательную атмосферу. Мы сели и заказали два пива.

В какие-то полчаса мы превратились в знаменитостей. Рональд рассказал о нас своим друзьям, и этот вечер стал нашим. Я провел бы всю ночь, танцуя с симпатичными норвежскими девушками, если бы был в лучшей форме. Глаза мои слипались, а у Бернара язык высовывался изо рта. Чем симпатичнее была девушка рядом с ним, тем больше он высовывался.

Поэтому после короткого, но насыщенного визита в «Бельвю» мы отправились к себе в палатку.

Мы не могли дождаться, когда наконец сможем упасть и уснуть. По пути к палатке Бернар признался, что обманул меня. Он так испугался, что придётся прыгать последним, что, когда бросали жребий, сжульничал — я, оказывается, выбрал руку с монетой, а он переложил её в другую руку. Но теперь всё это уже было полной ерундой.

Когда я наконец вполз в спальный мешок и закрыл глаза, то чувствовал, что счастлив. Мы прыгнули с Тролльвеггена и остались живы. И никогда не надо будет делать этого больше.

BASE 66

Мы

с Бернаром провели в Ондальснес три дня. Каждое утро перед завтраком мы купались в ледяной воде реки за деревней, а днём гуляли по горам. На второй день нам уже казалось, что мы знакомы со всеми местными жителями; все приветствовали нас везде, куда бы мы ни пошли. Я не знаю, было ли это потому, что они знали нас как парашютистов, прыгнувших с Тролльвеггена, или у них это обычное дело — приветливо здороваться с каждым.

Погода эти три дня была очень плохой, что оказалось в своём роде весьма здорово. Не давила мысль о том, что можно бы прыгнуть и ещё, но очень страшно. У нас было оправдание перед самими собой — нет погоды. Так уж устроены парашютисты.

Прежде чем отправиться в Париж, я послал маме открытку, где написал, что мы прыгнули с Тролльвеггена и все хорошо.

Вернувшись в мою маленькую комнату в Париже, я написал ещё письмо вдове Карла Бениша Джин насчёт нашего со Скоттом и Бернаром членства в клубе BASE. Я описал четыре прыжка: с моста Кохертальбрюкке (S), башни Монпарнас (B), антенны Хэрбю (A) и Тролльвеггена (E), приложил несколько фотографий и указал даты прыжков, высоты объектов и их географическое положение. Почти четыре месяца спустя, 25 октября 1984 года, пришёл ответ:

«Дорогой Йефто!

Пожалуйста, извини за задержку. Поздравляю! Ты — BASE 66, а Бернар Пуарье — BASE 65. По моей информации, европейцев-бейсеров теперь 16, считая вас. Вероятно, я не ошибусь, если скажу, что ты — первый швед из них, а Бернар — первый француз. День Моста у нас прошел очень хорошо; 248 парашютистов за 6 часов сделали 563 прыжка. Я рада, что парашютистов было не слишком много; мы надеемся, в следующем году их будет столько же, и ты тоже среди них.

С уважением, Джин Бениш».

Она приложила к письму три эмблемы бейсера, которые можно пришить на рукав. На эмблемах был вышит человек в свободном падении между зданием, антенной, скалой и мостом, а вокруг этой картинки — слова «BASE JUMPER».

Членство в клубе BASE было нашей главной целью, и эмблема BASE доказывала, что мы её достигли. Мы состояли в клубе, в котором было только 66 человек из всего мира. И я стал одним из них.

В конце июля я уволился из «Фаси» и возвратился в Швецию. У меня появилась идея: сделать немного денег, продавая историю о наших BASE-прыжках шведской прессе. Первой газетой, с которой я связался, была «Квельспостен». Они послали журналиста, чтобы встретиться со мной, и два дня спустя в субботнем номере появилась статья на двух страницах. Стиль статьи был весьма сенсационным. Заголовок гласил: «ДА, МЫ — ЧОКНУТЫЕ!» Первые несколько строк кратко описывали нас. «Йефто Дедьер отбрасывает с лица светлые волосы и по-детски улыбается. Йефто — первый швед, который стал так называемым BASE-джампером. Он — один из только 16 таких смелых людей во всей Европе». Журналист описал четыре наших BASE-прыжка и закончил: «Они объединены братством, противник которого — смерть. Йефто смеется вслух: „Мы — чокнутые!“»

Целую страницу занимала фотография башни Монпарнас. От её верха до улицы у подножия шла пунктирная линия. «Вот где это случилось!»

Пару раз прочитав статью «Квельспостен», я понял, что журналист интересовался не тем, чего я достиг, а только тем, как сделать статью как можно эффектнее и драматичнее, чтобы газета лучше продавалась. Мое отношение к средствам массовой информации и прессе в особенности было идеалистическим и наивным. Я-то думал, что журналисты будут интересоваться существом дела и пытаться побольше узнать о BASE-прыжках.