Башни Анисана

Каверина Ольга

– И давно вы в ссоре? – поинтересовался он.

– Дней пять. Яфи, пожалуйста, не расспрашивай меня сейчас! Думаешь, я рада раздору с ним? Нет! Мне жаль, что так вышло. Но… в моей жизни теперь есть некоторые вещи, о которых ему не следует знать. А если он и знает в силу своей прозорливости, то пусть предоставит мне право самой разрешать их.

Гиеджи замолкла, но её мысли и настроения продолжали напряжённо роиться, вмещая в себе невысказанные волнения. В полном отсутствии волн чужие мысли слышны как глухой гул. Так как Гиб Аянфаль был управляющим, то его рабочая точка была дополнена способностью понимать волны внутренних полей, носящие в себе мысли, и незаметно входить в их звучание. Во время труда ему постоянно приходилось вслушиваться

так в десятки разумов одновременно. Подобные умения требовали от своего носителя определённой ответственности. Гиб Аянфаль никогда не пользовался ими вне строительного труда, но сейчас испытывал очень сильный соблазн прислушаться к сознанию Гиеджи, чтобы узнать, что же может её так тревожить. Однако, он удержался, уже наученный горьким опытом в прошлом – однажды он получил от Гиеджи весьма сильный волновой удар за случайно услышанные мысленные обрывки. Это были неясные мечтательные видения, сопровождаемые перепадами настроения, за которыми обычный асай даже не следит, позволяя волнам свободно разносить их прочь. Но Гиеджи сочла подобное посягательство на её внутренне поле непозволительным. На справедливое возмущение Гиб Аянфаля о том, как же она может трудиться в команде, если не желает ничьего вмешательства, сестра сказала, что аба Альтас специально беседует с мастерами-сеятелями, прося их обращаться с его воспитанницей «по-особенному».

Заглушая внутренний слух, Гиб Аянфаль опустился на траву и устремил отстранённый взор на высокий купол, через который в сад проникал приглушённый свет, придававший ему чарующую таинственную атмосферу. Рыжие капли дождя сыплются на него бешеным градом, скатываясь вниз, но ни одна из них не попадает внутрь, где в прохладном безветрии застыли десятки деревьев. Гиеджи, успокоившись и придя в умиротворённое расположение духа, села рядом. Возложив его голову к себе на колени, она начала заботливо перебирать алые волосы тонкими белыми пальцами. Это была та степень близости, которую большинство асайев восприняло бы как непозволительную. Гиб Аянфаль и Гиеджи допускали её только по отношению друг к другу как выражение тёплой привязанности и держали её в секрете даже от Ае и абы.

– Какой-то просто катастрофический дождь, – проговорил Гиб Аянфаль спустя некоторое время.

Гиеджи слегка пожала плечами, а потом грустно ответила:

– Мне жаль молодые пасочники, которые мы вытянули в саду консула Сэле. Растения ещё не окрепли и вряд ли уцелеют. Но ничего не поделаешь. Такой дождь нужен, чтобы смыть все следы.

Гиб Аянфаль внимательней взглянул на склонённое лицо сестры, чувствуя за её словами более масштабный контекст.

– Следы чего? – осторожно спросил он.

– Не знаю, – ответила Гиеджи, невесомо скользнув пальцами по его высокому лбу, – просто так говорят.

Гиб Аянфаль почувствовал, что дальнейшие расспросы ни к чему не приведут и решил просто принять её слова к сведению. Гиеджи тем временем тревожно пригляделась к окружавшим их деревьям.

– Яфи! Мне, конечно, хорошо тут с тобой, но, похоже, пора уходить. Я чувствую, меня зовут. Наверное, мастер пришёл, чтобы поговорить о завтрашнем труде. Ты тут ещё побудешь?

Гиб Аянфаль поднялся, поправляя на себе одежду.

– Нет, пойду к себе. Аба Альтас передал мне новый проект для Сэле. Надо немного его изучить.

– А! Наверное, там вновь что-то сложное, – понимающе кивнула Гиеджи.

Они вместе направились к выходу, когда Гиб Аянфаль вспомнил просьбу абы.

– Гиеджи, – окликнул он сестру, – ты в последнее время не видела Эньши?

– Вчера в саду, когда он, кажется, убегал от Тэти.

– Аба тебе ничего про него не говорил?

– Нет. Янфо, ты ведь пойдёшь сегодня вечером на торжество?

Гиб Аянфаль пожал плечами.

– А я пойду – в противоположность бодро ответила Гиеджи, и потрясла Гиб Аянфаля за руку, – ты тоже приходи. Я тебя буду ждать!

Они хотели уже кивнуть друг другу в качестве прощания, как вдруг

Голос Ганагура разнёс по волнам радостную весть. Родичи одновременно погасили глаза и вслушались. Голос сообщил, что новая звезда, долготворимая Эртань-Онсарра наконец-то воссияла! В течение следующей тысячи оборотов движение её согласуется с общим движением Кольца Светил, в которое она войдёт, ведомая Онсаррой, а уже потом начнётся творение её твердынь.

Родичи вынырнули из волн.

– Значит, количество асайских звёзд всё-таки вырастет до двадцати одной, – сказал Гиб Аянфаль, думая, что Гиеджи захочет ещё с ним поговорить.

Но сестра только пожала плечами.

– Так и раньше бывало. Ладно, Яфи, мне пора.

Она склонила голову, а потом быстро зашагала прочь в глубины обители. Несмотря на столь прозаичное заявление, сестра никогда не наблюдала появления новых звёзд как и сам Гиб Аянфаль. Он знал об этом только из рассказов Голоса и абы Альтаса, который в начале прошлого цикла проводил многих учеников, ушедших на твердыни сотворённой тогда Нео-Сативары. Кроме них твердыни Онсарры и других звёзд покинули миллионы асайев, ведомые величайшими патрициями и матриархами. Их объединённое сознание породило новых сверхсуществ, подчинённых новым правителям. Проводы отделявшихся отмечались обширными торжествами, во время которых асайи все вместе уносились сознанием к новой звезде и её пока ещё неосвоенным окрестностям. А волновые поля асайских звёзд под управлением распространителей внешних волн мощными потоками устремляясь к новоявленному светилу и вводили её в глобальное информационное поле всего Анисана.

Анисанских распространителей внешних волн, так же называемых танцующими, Гиб Аянфалю тоже доводилось встречать. Даже в их замке жил один. Если для простых асайев танец был атрибутом великих и малых торжеств, то для распространителей танец был трудом. В каждом городе есть арены, на которых они вступают в нескончаемый танец, создавая из гудящих волн твердыни и звезды потоки, наполненные осознанной энергией. Плодом их трудов были срединные волны асайского происхождения, способные носить в себе мыслетоки и глобальные эмоции. Для Гиб Аянфаля это изящное ремесло было загадкой. Арена Рутты была скрыта от посещений на протяжении вот уже ста оборотов. Голос, конечно, говорил, что придёт время, и он получит право вступать туда и наблюдать за искусством танца, но Гиб Аянфалю казалось, что ждать придётся слишком долго.

Погрузившись в размышления, Гиб Аянфаль забрёл в галерею, за прозрачной стеной которой виднелась его башня. Голос шепнул, что, как и утром, сейчас нежелательно выходить на улицу. Все буйство стихии – точно хорошо спланированное зрелище, и Голос заботился о том, чтобы это действо никому не причинило вреда. Впрочем, Гиб Аянфаль и не собирался с ним спорить.

Но вот до внутреннего слуха донеслось ощущение опасности. Только угроза нависла не над ним, а над кем-то другим. Волны приносили подобные веяния, когда нужно было срочно оказать помощь, а он со своей рабочей точкой мог бы справиться с этим. Гиб Аянфаль пригляделся к башне и сквозь стену дождя рассмотрел крошечную фигурку на её боку. Кто-то, обладающий огненно-рыжими волосами, пытался взобраться наверх.

Не тратя времени, Гиб Аянфаль приложил руки к прозрачной стене, беря под контроль управляемое вещество. Пластичные плоские стебли быстро образовали перед ним ход на улицу. Тело обдало холодным ветром. Гиб Аянфаль выпрыгнул наружу, и тут же лицо и руки его обожгли неистовые удары капель, пересыщенных атмосферной пылью. Он по колено оказался в оранжевом пылевом потоке, нещадно щипавшем пурную кожу. Замок и все строения, кроме старой башни, приподнялись над поверхностью твердыни, опираясь на корневые стебли, из-за чего перед бурными ручьями не было никаких преград. Жгучий дождь разъедал нежную траву, обращая её в топкое месиво. Деревья сносили удары стихии более стойко, но всем сеятелям после завершения бури явно светило солидное прибавление труда.