Башня Измены
Шрифт:
— Избавься от тела, — приказала Хинер своему телохранителю. — И проследи, чтобы нам не мешали.
Лорк что-то буркнул в ответ и полез вверх по лестнице. Не обращая внимания на Локлона, словно его здесь и не было, мистресса Линер направилась в дальний конец темного подвала, где стоял длинный узкий стол. Там она сняла со светильника стекло, затеплила огарок и принялась зажигать им толстые восковые свечи, расставленные по периметру столешницы. Неверные язычки пламени осветили богато украшенный стенной ковер. Локлон в ужасе уставился на пятиконечную звезду и стрелу Хафисты, Всевышнего.
— Так вы язычница!
— Язычники
Локлон, пошатываясь, поднялся на ноги.
— Ну, уж нет. Я не собираюсь вступать в вашу мерзкую компанию. Я доложу о вас куда следует.
Мистресса Хинер зажгла последнюю свечу и обернулась:
— Доложите? А может, стоит трезво оценить ваше положение, капитан? Вам удалось отвертеться от убийства на Арене, сэр, но я сомневаюсь, что ваше начальство простит вам смерть Пэни.
— Я офицер защитников! И не могу все это одобрять.
— Вы чудовище, которое убивает ради удовольствия, капитан, — возразила мистресса. — А таких, помнится мне, защитники не жалуют.
— Я не верю в вашего бога.
— Это не имеет значения, — пожав плечами, ответила она. — Вы будете служить ему независимо от того, верите вы в него или нет.
— И как же я буду это делать?
Поняв, что капитан понемногу сдается, мистресса Хинер улыбнулась.
— Всевышний — великодушный бог. Он заботится обо всех, кто честно служит ему. Вам придется всего лишь держать меня в курсе дел, которые планируют защитники. Докладывайте обо всем, что услышите. Может, придется добыть для меня парочку необходимых документов. Не исключено, что придется убивать по моей просьбе. Иногда. Ведь вы уже доказали, что любите это дело.
— Но это же предательство!
— Вас смущает предательство, но совсем не смущает убийство. Любопытное мировоззрение, вы не находите?
— А если я откажусь?
— Полагаю, не стоит возвращаться к этой теме.
Локлон посмотрел на символ Всевышнего и задумался. Несмотря на все свои недостатки, он верил в дело защитников, а тех, кто переметнулся к язычникам, считал предателями своего народа. И принять решение ему было трудно.
— Позвольте я помогу вам определиться, капитан, — вкрадчиво молвила мистресса Хинер. — У вас и Всевышнего общая цель.
— Какая такая цель?
— Дитя демона. Вы что-нибудь слышали о нем?
Локлон недоуменно уставился на нее — похоже, его несколько сбила с толку внезапная перемена темы разговора.
— Кто ж о нем не слышал? Глупая легенда. Мятежники считают, что это Тарджа.
— Язычники ошибаются. Впрочем, они часто ошибаются. Однако дитя демона существует. Это девушка, и она призвана погубить Хафисту. Естественно, моему богу хотелось бы, чтобы она не дожила до того дня, когда ей придется исполнить свое предназначение.
— Это девушка?
— Дитя демона, я думаю, ваша старая подружка. Ее зовут Р'шейл.
Внезапно сквозь ковер проступило знакомое лицо с черными глазами, в ушах Локлона послышался свист клинка. Мистресса Хинер тихо засмеялась. Локлона охватила ярость, в висках застучала кровь.
— О, я вижу, вы вспомнили ее. Если вы будете честно служить Всевышнему, он предоставит вам возможность отомстить за то зло, что причинила вам Р'шейл ти Ортин, капитан. Ну что, по рукам?
С тех пор прошло несколько месяцев.
Однако наставник молодых офицеров никакими особо ценными ведениями не обладал, да и не мог обладать. Локлон обходился дорого, и мистресса Хинер начала нервничать. Вот кто имел возможность добыть что-то интересное, так это Гоун. Склонив его на свою сторону, Локлон мог упрочить свое положение, а там, глядишь, и до Р'шейл добрался бы.
А для этого требовалось найти такое средство убеждения, чтобы Гоун не мог отказаться. И когда тот пожаловался, что не может расплатиться с трактирщиком, Локлона осенило: приятеля надо избавить от самого тяжкого бремени. От жены.
Глава 22
Большую часть ночи Тарджа лежал без сна и смотрел на спящую Р'шейл, думая о прошлом, о котором никогда не уставал вспоминать. Во сне лицо ее было безмятежным, дыхание — спокойным и ровным. Сквозь брезентовые стенки палатки понемногу проникал рассвет, слышались знакомые звуки пробуждавшегося лагеря. Реальность властно вторгалась в собственный чудесный мир Тарджи, нарушая его хрупкое равновесие.
Впрочем, рано или поздно так должно было случиться. Шаткое балансирование на грани войны не могло продолжаться вечно. Участники собрания все больше наседали на военных, и Гарет Уорнер уже поговаривал о своем возвращении в Цитадель с докладом. И всякий раз, когда он поднимал эту тему, Дамиан с грозным видом хватался за рукоятку меча — мысль о том, чтобы перерезать глотку коменданту, все еще казалась ему весьма разумной.
Волнение среди мятежников нарастало. Мир, принесенный в Тестру, мог рухнуть в любой момент. Тарджа понимал, что пытается усидеть на двух стульях разом: с одной стороны, он был ответствен за мятежников, с другой — его восстановили в звании защитника и если не забыли о его дезертирстве, то, по крайней мере, не упоминали. Тарджа попросту не мог слепо подчиняться всем приказам, как в былые времена. Приходилось балансировать на тонкой грани между верностью защитникам и ответственностью за мятежников, которые доверились ему безоговорочно и надеялись на его помощь. А теперь еще и Р'шейл вернулась.
Он любил ее. Тарджа знал это так же точно, как то, что сделает следующий вдох, но вряд ли мог объяснить, почему именно там, на старой винодельне в Тестре, ночью год назад вдруг понял это. Тогда ему хотелось задушить ее. Они воевали друг с другом — воевали всегда. Р'шейл пыталась сравняться с Джойхинией и не особенно заботилась о том, скольким мятежникам может стоить жизни такое равенство. Тарджа вспомнил, как отчаянное желание научить ее уму-разуму внезапно сменилось таким же отчаянным желанием умереть в ее объятиях, и это его немного смутило. Он не виноват, что долго считал ее своей сестрой. А уж мысль о том, что он когда-нибудь полюбит эту девушку, и вовсе не приходила ему в голову.