Башня континуума
Шрифт:
Кит решил не рассказывать об этом брату. Дэниэл и без того, кажется, знал слишком многое. Быть может, как раз эти знания мешали ему спокойно спать по ночам.
— Дэнни…
— Вот видишь! Говорю же, это дешевые пропагандистские бредни! Не думал, что ты начнешь мне пересказывать параноидальные сплетни!
— Допустим… но в целом суть дела от этого ничуть не меняется. Пока Вольф не пришел к власти, заводы Корпорации, дислоцированные на Южной Венеции, функционировали прекрасно и без перебоев. Теперь на плаву осталось менее тридцати процентов из них. Остальные нам пришлось
— Что ж, это справедливо. Грабишь ты, потом грабят тебя, — изрек Дэниэл напыщенно.
— Я никого никогда не грабил!
— Конечно, ты заработал целое состояние тяжким трудом. Или твой богатый папаша разнес себе голову из лучевика и оставил тебе наследство…
— Он был и твой отец тоже!
Дэниэл скривил такую кислую мину, будто наелся зеленого крыжовника.
— Об этом я пытаюсь забыть каждый раз, когда надираюсь до чертей…
Кит велел себе успокоиться, хотя получилось прескверно. Стоило вспомнить о тех событиях, как кровь закипала в жилах. Помнится, сразу после переворота на Южной Венеции он выступил, правда, без успеха, на закрытых парламентских слушаниях, призывая депутатов обеих фракций одобрить военные действия в отношении мятежного генерала. После чего в приватной беседе государь прохладно велел их милости пойти, принять холодный душ и перестать пороть горячку. Мол, они разберутся сами. Разберутся! Как же!
— Какие-то ублюдки отобрали у меня мою частную собственность, черт их возьми.
Дэниэл поморщился.
— Я ведь уже говорил, что тебе досталось поделом?
— Допустим, но как быть с уничтожением, пытками и расстрелами своих политических противников и тому подобным?
— Трудности переходного периода.
— Переходного периода от чего к чему?
— От нынешней монархии аристократически-олигархического типа к обществу всеобщей справедливости, социальной гуманности и равных возможностей, — ответил Дэниэл гладко, словно по писаному.
Кит не знал, что и думать. Не иначе братца тоже регулярно навещали лесные феи.
— Такова политическая платформа НТА?
— Именно. Частности включают упразднение монархии и аристократии, создание государственных промышленных, финансовых и информационных конгломератов, расформирование Священного Трибунала…
Кит уже начал задыхаться и давиться от ярости.
— Но это никакая не платформа! И не программа! Эта все та же старая добрая Утопия, разве что остолоп Вольф жаждет раздуть эту Утопию до прежде невиданных размеров. Отчего-то все попытки восстановить эту всеобщую справедливость, предпринятые в истории многократно, заканчиваются шаманскими кровавыми плясками на груде костей и черепов, а затем и полным крахом!
По губам Дэниэла скользнула умиротворенная улыбка. Груда костей и черепов. Чего еще желать. О чем мечтать.
— Я не могу обсуждать с тобой эти вещи. Ты смотришь на вещи сугубо прагматически. Ты смотришь на вещи, как делец. У тебя есть работа, Священное Писание и бутылка, и больше тебе ничего не
— А что нужно тебе? Быть в оппозиции все равно к чему и умереть на баррикадах черт знает ради чего. Это просто смехотворно!
— Вряд ли более смехотворно, чем твое желание протиснуться сквозь угольное ушко прямиком в рай, — отрезал Дэниэл.
Кит все еще пытался оправиться от столь тяжкого удара, когда вернулась Терри с двумя стаканами горячего молока. Аккуратно водрузила поднос на антикварный столик и пристально уставилась на Дэниэла, который как раз вставил сигарету в уголок рта, прикусил зубами фильтр и зажег спичку, собираясь закурить.
— Дэнни! Что ты делаешь? Ты ведь обещал мне бросить!
Пойманный с поличным и сраженный ее напором, Дэниэл обжегся горящей спичкой и зашипел от боли.
— Нельзя ли полегче! Мне больно!
Терри оказалась глуха к его страданиям. Сложив руки на животе, она разразилась речью.
— Дэнни, я не знаю, почему ты решил начать курить, но лучше бы тебе бросить, пока ты не втянулся и не пристрастился к никотину. Посмотри на брата, он долгими годами не может избавиться от этой отвратительной, кошмарной привычки! Не помогает даже курс Ободряющего Самовнушения… а ведь его так рекламировали…
— Хватит. Я ухожу, — решительно изрек Дэниэл, вставая.
— Нет! — вскрикнула Терри. — Куда ты? Стой! Вернись! Ты еще не выпил молоко!
Не обращая внимания на ее призывы, Дэниэл на счет раз-два-три сорвался с низкого старта и опрометью бросился бежать.
— Интересно, — протянул Кит, — мне послышалось, или Дэнни на самом деле кричал «Смерть! Смерть! Смерть!»
— По-моему, Дэнни кричал «Смерть диктатуре», — пробормотала Терри.
— Да… это в корне меняет дело. Сыграем партию? — спросил Кит у жены, кивнув на доску для триктрака.
Три недели спустя, десятого ноября, Киту исполнилось тридцать два. Тридцать два, ха-ха. Он чувствовал себя так, как будто ему стукнуло сто тридцать два.
Тридцать два или сто тридцать два — определенно, дата некруглая, но круглая или не круглая, будучи лордом Ланкастером, Кит оказался буквально погребен под обвалом лести, водопадом подобострастия, дорогих подарков и страждущих лично поздравить его с юбилеем и пропустить по радостному поводу рюмочку чего покрепче. Кит выказал чудеса ловкости и изворотливости, выплескивая содержимое поздравительных рюмок в кадку с апельсинным деревцем в своем кабинете, но определенное количество спиртного все же умудрилось просочиться ему в желудок еще до того, как он вернулся вечером домой.
А дома его поджидал самый роскошный светский прием, какой только можно вообразить. Симфонический оркестр, ледяные скульптуры, две тысячи человек гостей, сплошь сливки высшего общества, патриоты и светочи нации…
Утром следующего дня секретарь наблюдал, как сиятельный босс с пепельно-серым, измученным лицом тщетно пытается попасть ключом в замочную скважину, силясь открыть двери своего шикарного кабинета.
— Вам помочь? — наконец спросил секретарь, устав наблюдать мучения их милости.