Башня на краю света
Шрифт:
И с душою, все еще полной этим сверкающим великолепием, ты возвращаешься в унылый сумрак своего убогого обиталища, где тебя ожидают смятенные думы и невыученные уроки и где маленький отрывной календарь с угрозою смотрит на тебя со стены, кичась своим провидческим даром…
А еще у тебя были сны — в ту темную пору они расцвели как никогда прежде, ночные сны и дневные грезы, — некоторые из них еще и сейчас не совсем отцвели, как вот, к примеру, сон про Мудреца в Башне!
Башня твоего Мудреца стоит хотя и не на Краю Света, но все же где-то
Башня-Мечта стоит на вершине скалы. Здесь всегда высокое небо и всегда ярко светит солнце, а в круглой башенной комнатке сидит Старый Мудрец со своими книгами и рукописями.
Винтовая лестница ведет из этой комнатки наверх, под купол башни, откуда можно смотреть на звезды в большую подзорную трубу.
Какое-то имя все же должно быть у Старого Мудреца. Тихо Браге — вот прекрасное имя.
Тихо Браге порою несладко приходилось, пока он жил на Земле. Из рассказов фрёкен Гуделун на уроках истории ты знаешь, что он был вынужден покинуть родную страну, оставив два своих чудесных замка, Небесный и Звездный, и поселиться среди чужих людей в далеком краю. Зато теперь ему хорошо в его поднебесной башне…
Известно также, что у Тихо Браге был серебряный нос.
Когда на землю спускается ночь и в небе загорается множество чудесных созвездий, мудрый старец стоит у открытого окошка под куполом башни и наводит на них подзорную трубу, с наслаждением вдыхая чистый ночной воздух своим серебряным носом, который поблескивает в мерцающем свете бесчисленных звездных солнц.
Он похож на Старого Поэта, по сути дела, они двое — одно и то же лицо, у них одинаковые серебристо-белые бороды и одинаковые черные кустики бровей, уползающие высоко на лоб, когда они впадают в глубокое раздумье. И оба они удалились от мира с его суетой и маетой и посмеиваются как над сумасбродством недоумков, так и над высокомерной самонадеянностью светлых голов.
Старый мыслитель и звездочет стоит у окошка своей одинокой башни и внимает Гармонии Сфер (есть нечто, носящее такое название, — нечто вроде мелодической минорной гаммы). Мудрец так умен, что просто-напросто знает все на свете, почти как Господь Бог — но все же немного по-иному, ведь он не далекий и непостижимый Дух, а такой же, как все мы, человек: он смеется и что-то тихонько напевает, пьет чай, а может, даже пиво и после обеда ложится отдыхать, что ему совершенно необходимо, если он накануне не спал допоздна.
Ах, все-то он знает, все понимает, Старый Мудрец, ему не нужно, лежа в постели, вздыхать и зарываться лицом в подушку, решительно ничего не понимая и не зная, как быть.
Ты в таком восторге от этой грезы о Тихо Браге, что не можешь не рассказать о ней Младшему Братишке. Но Младший Братишка — ему уже десять лет, и он тоже ходит в школу — не тот человек, с которым можно говорить про сны. Он поглядывает на тебя искоса и пристает со всякими вопросами, сбивающими тебя с толку.
— А какой высоты эта гора, на которой стоит башня?
— Гора высокая, очень высокая.
— Ну а все-таки, сколько в ней футов?
— Тысяч восемьдесят, или нет, наверно, девяносто, а
— Ничего себе, а как же туда взбираться?
— А зачем взбираться? Сидишь там, и сиди.
— Всегда, что ли?
— Всегда.
— А еду как же туда доставляют и всякие другие вещи?
— На воздушном шаре.
— А если воздушный шар лопнет, или загорится, или если шторм его унесет?
— В той стране штормов не бывает.
— Ну хорошо, а кто дает деньги на расходы? Ведь такое ужасно дорого должно стоить! Об этом-то ты подумал, Амальд?
И Младший Братишка с безнадежным видом качает головой, неохота ему больше тебя расспрашивать.
Это, стало быть, греза про Мудреца на Вершине Горы. Добрая греза, она и ныне, спустя человеческую жизнь, нет-нет и оживет у тебя в душе, как какая-нибудь старая, дорогая сердцу мелодия (Сицилиана из Концерта для флейты Баха, которую сын Перевозчика Ханс как раз в ту пору часто играл вместе с Бабушкой!).
Затем был еще сон про Северный Магнитный Полюс. Это сон-кошмар, однако не самый ужасный, потому что у него счастливый конец.
О северном магнитном полюсе как-то говорили при тебе Отец с Микельсеном, это то странное место в Северном Ледовитом океане, на которое указывают стрелки всех компасов. Но в твоем сне Северный Магнитный Полюс — огромный кратер во льду, такой глубокий, что доходит чуть ли не до огненной сердцевины Земли, и этот кратер втягивает все внутрь себя, засасывает тем неодолимей и безжалостней, чем ближе к нему находишься.
Все стремительней несет тебя по воздуху сквозь бури и метели над просторами северных морей к вечным льдам и расцвеченным северным сиянием небесам полюса, пока ты не достигаешь рокового места, где полет кончается и тебя с чудовищной силой засасывает вглубь.
Там, на самом дне, протекает горячий бурный поток, над которым клубится пар, и, подхваченный его водами, ты мчишься в неизвестность, насмерть перепуганный, но исполненный какого-то сладострастного нетерпеливого ожидания. Вода горячая, но не обжигающая, как раз подходящая для купания, а диковинные рыбы, исчадия дьявола, которые кишат вокруг, плывя вместе с тобою по течению, походят на русалок с рыбьими хвостами и рыбьими головами, тело же у них человеческое, женское. Плавно извиваясь и выделывая в воде изящные фигуры, они не спускают с тебя плотоядно выпученных рыбьих глаз и улыбаются тебе полуоткрытыми рыбьими ртами.
Но вот русло начинает сужаться, течение делается все стремительнее, и наконец поток с оглушительным грохотом втягивается в темную щель в скале, такую тесную, что тебе в нее не проскользнуть. И ты застреваешь и чувствуешь, как грубые, корявые края ее царапают тебе голову, а острые зубцы впиваются в щеки. Ты висишь беспомощный, объятый страхом, но вдруг до твоего слуха долетают взрывы звонкого, эхом отдающегося смеха, в котором будто слились воедино тысячи девичьих голосов, и тут тесная щель начинает расширяться, стены ее раздвигаются в стороны, и, окровавленный, изнеможенный, но с ощущением несказанной свободы, ты вновь мчишься, подхваченный потоком, и вода в своих ласковых объятиях несет тебя обратно навстречу свету и ясному дню…