Башня над пропастью (Сказания трех миров - 2)
Шрифт:
Внезапно Аспер остановился. Даже этот самый жизнерадостный из всех аркимов выглядел подавленным.
– Мне кажется, что я все бегу и бегу в никуда, - заметил он, выжимая свою мокрую шапку.
Ему никто не ответил. После двухнедельного пути все пали духом. Даже Тензор вымотался после тяжелого подъема в гору по грязи. Лиан рухнул на подушку из мха.
– Здесь нужно передохнуть, - заявила Малиена, - если ты не хочешь уморить своего пленника, да и всех нас. Мы не можем бежать вечно.
– Мы остановимся здесь, - решил Тензор.
Они нашли место для лагеря под деревьями,
Завернувшись в плащ и одеяло, он задремал на земле. Во сне его преследовали призрачные голоса, ему протягивали чаши и просили выпить, но каждый раз, как он подносил к губам ароматную жидкость, она исчезала. Позже ему приснилось, что он снова в Туркаде и ползет в канаве, волоча за собой отрубленную ногу и умоляя о помощи, но никто не обращает на него внимания.
Лиан пробудился. Костер погас, а аркимы спали - все, кроме часовых в лесу. Но что это? Что-то едва различимое затрепетало и тут же скрылось. Нет, вот оно снова - что-то белое перелетает с одного валуна на другой. У Лиана мороз пошел по коже, но, как только он взглянул прямо на видение, оно исчезло.
Не имело смысла тратить время на тщетные попытки заснуть - Лиан совсем пробудился, ему было холодно, а на душе тяжело. Лиан натянул влажные сапоги на онемевшие ноги, нацедил себе из котелка кружку чая, сваренного из чернослива, и направился от костра к лугу, поросшему мхом. Облака рассеялись, и светила полная желтая луна. Света от нее было достаточно, чтобы пробираться между валунами. В горном воздухе ощущался очень слабый аромат бренди.
Лиан уселся на валун и принялся пить сладкий чай, подводя итоги своей печальной жизни. От тумана у него слипались ресницы. Он потерял Карану, а Тензор тащил его навстречу верной погибели, и он ничего не мог с этим поделать. Сквозь редкие облака он видел туманность Скорпиона с красной тенью, предвещающую несчастье. Впервые туманность появилась прошлым летом, в день его выступления на Чантхедском Празднике со "Сказанием о Непреодолимой Преграде". Он вздрогнул, затем облако снова ее закрыло.
Что-то опять промелькнуло, и он не успел разглядеть. В этот момент его ткнули в спину, и он подпрыгнул, издав приглушенный крик.
– Успокойся, летописец, - услышал он насмешливый голос Малиены.
– Наши враги далеко.
– Твои враги!
– с горечью произнес он.
– Мои - вокруг меня. Они уводят меня от всего, что я любил, чтобы использовать меня, а затем выбросить, как ненужный хлам.
– Думай об этом как о возможности увидеть то, что не видел ни один летописец, и сложить предания, которых никто никогда не складывал.
– Я так и делал, пока не осознал, что я безнадежный и бесполезный неудачник, и лучше уж мне умереть.
– Вот как! Из всех человеческих эмоций жалость к себе - самая презренная. Поднимись и сделай хоть что-нибудь.
Ее слова были как пощечина. Лиан пришел в такую ярость, что, казалось, мог бы
– Значит, я презренный, - произнес он тихо.
– Но не такой презренный, как вы, аркимы, ноющие и заламывающие руки над потерянным Шазмаком. Взгляни на ваши Предания! Вы даете власть дуракам и потом слепо следуете за ними в пропасть, потому что вы слишком горды и трусливы, чтобы думать самостоятельно.
– Да, - согласилась Малиена, - у нас два роковых недостатка, и ты их верно определил. Мы очень горды, но наше мужество изменяет нам в нужный момент. Вот почему мы пасуем перед врагом, который никогда не сдается.
– Ну что же, я тоже не сдамся. Я напишу предание моей жизни. Ничто меня не остановит. Ничто больше не имеет значения.
– Никогда не говори так, летописец. Твой народ...
– Разберись со своими собственными делами, прежде чем учить других! Теперь ничто не имеет значения, кроме сказания.
– Он прошел мимо Малиены, хлюпая при каждом шаге по болоту и перепрыгивая с кочки на кочку, растворился в черной ночи, населенной призраками.
Малиена смотрела ему вслед, дрожа от беспокойства. И все же, какой вред может причинить летописец? Ее вахта закончилась, и она вернулась к костру, горячему чаю из чернослива и своим одеялам.
Наконец ярость Лиана утихла, но решимость только возросла. Он слишком долго плыл по течению. Он воспользуется возможностью, за которую другие сказители пошли бы на убийство, и сложит свое сказание.
В воздухе снова затрепетал призрак, и Лиан вдруг понял, что это такое. Аркимы разбили лагерь на Тизанской Горе - когда-то тут был монастырь, славившийся своими водами и бренди, который фильтровали через чистейший торф из мха. Но в Тизан пришла чума, и за одну неделю умерла половина братьев и сестер. Оставшиеся в живых посовещались, заперлись в винокурне (даже те, кто возражал против этого решения) и подожгли ее с помощью бочек своего прекрасного бренди. В этих местах еще долго пахло спиртным, и с тех пор тут обитали призраки.
К Лиану подплыл призрак красивой молодой женщины в накидке с капюшоном. Она протягивала кубок, из которого восхитительно пахло шерри-бренди. Лиан потянулся за кубком, и вдруг воздух заполнился призраками, и каждый прославлял свой напиток, торопясь привлечь к нему внимание юноши. У них уже целые столетия не было посетителей. Однако это были всего лишь тени, тогда как Лиан был из плоти и крови. Каждый раз, как он прикасался к кубку, тот исчезал вместе с призраком. Загадочные напитки исчезли навсегда, а вместе с ними и те, кто их пил. В воздухе пахло бренди и грустью.
"Безобидные призраки", - подумал Лиан, сожалея о бренди. Он повернулся и, легко ступая по мху, направился к лагерю. Он чувствовал, что снова обрел себя.
После этого отряд аркимов вместе с Лианом двинулся в путь в буквальном смысле бегом, не останавливаясь полтора дня. Затем сделали привал, чтобы часа три-четыре поспать, отдохнуть и обсудить дальнейший маршрут. Лиан слишком устал, чтобы прислушиваться. При первой же возможности он упал на землю и, завернувшись в свой тяжелый плащ, сразу же заснул.