Башня над пропастью
Шрифт:
— Думаю, мы спасли руку, — сказал Мендарк. — Пусть остается какое-то время не забинтованной. У меня нет ничего, чтобы облегчить боль, разве что кора ивы. Однако, думаю, это слишком слабое средство.
— Лучше бы то бренди, которое у тебя спрятано в сундуке, — ответил Оссейон, лицо у которого стало почти таким же бледным, как у Лилисы.
— Я приготовлю завтрак, — вызвалась Лилиса и принялась за дело.
— Вторая новость неутешительна, — заметил Мендарк, когда на коленях у них оказались тарелки с кашей, сдобренной медом, а
Оссейон молчал. Он неуклюже ел, держа ложку рукой, на которой недоставало пальца. Иногда он вздрагивал, а как только доел кашу, взял свою кружку и ушел в палатку, чтобы улечься там.
Мендарк остался с Лилисой. Он пристально смотрел на нее, сидя по другую сторону костра, — на эту маленькую девчушку, худенькую, с серебристыми волосами и большими умными глазами. По-видимому, ему хотелось поговорить. Она подняла голову, поймала его взгляд и снова потупилась. Она не желала иметь с ним ничего общего. Мендарк был всесилен, а она — никто.
— Мрачные новости, — повторил он, откашлявшись. — Что же нам теперь делать? — Он не ожидал ответа, просто ему нужен был слушатель.
Она подняла три пальца и стала перечислять:
— Первое: спрятать золото. Второе: переместить лагерь. Третье: выставить караул на случай, если команда Пендера вернется. Четвертое, — подняла она еще один палец, замолчала, потом с испуганным видом продолжила: — Может быть, они идут в город, чтобы сообщить о Таллии врагам. Может быть, она в западне. Может быть, они придут сюда.
Ее слова произвели впечатление на Мендарка, однако он сказал:
— Нас всего трое, и все мы — несчастные калеки.
— Ты мансер, — сказала она посмелее. — Я могу быть проводником, и отлично умею прятаться, и… — Она резко остановилась. — Он большой и сильный, — указала она на палатку. — Мы не беспомощные.
Мендарк внимательно посмотрел на нее:
— Продолжай! Что еще ты умеешь хорошо делать и не хочешь говорить?
— Ничего. — Она рассказала, что в Туркаде ее пытались обучить ремеслу карманного воришки, но, хотя пальцы у нее были ловкие, она не хотела этим заниматься. — Мой папа научил меня, что красть плохо.
— Обычно да, но не тогда, когда ты голодаешь. Или когда крадешь у врагов.
Она не ответила. Ей хотелось пойти к заводи, чтобы выкупаться и постирать одежду, которую она не снимала уже несколько дней.
Решив, что ей можно идти, Лилиса сказала:
— Мне нужно постирать. — Мендарк промолчал.
Взяв свой рюкзачок, Лилиса босиком спустилась с горы. На обратном пути она столкнулась с Оссейоном, стоявшим на высоком валуне и смотревшим на море. Два сундука были открыты, и Мендарк с трудом тащил в лесок две тяжеленные кожаные сумки. Она подошла помочь.
— Нет! — резко произнес Мендарк. — Я сам это сделаю. — Лилиса пожала плечами. Это его золото. Она заглянула в сундуки. Один уже был пустой; в другом осталось две-три сумки на дне. Она развесила свою выстиранную одежду на кустах
Накануне вечером Таллия ждала Пендера в «Летучей рыбе», но он не появился. Это не особенно огорчило ее. Она плотно поужинала жаренной на рашпере рыбой, посыпанной драгоценным перцем и политой лимонным соком, выпила полбокала посредственного желтого вина и легла спать. Спала она крепко и долго, а когда проснулась, голова уже не болела. Внизу она увидела Пендера, с затуманенным взором и налитыми кровью глазами — сказывалась ночь, проведенная в кабаках. Он поглощал обильный завтрак.
— Я поговорила с человеком Мендарка, — спокойно сказала Таллия. — Он со мной свяжется, если что-нибудь узнает про бот. Однако мы должны быть очень осторожны. У Иггура здесь шпионы, и один из его кораблей заходил сюда позапрошлой ночью, хотя и ненадолго.
— Да, я об этом тоже слышал. Но Иггура в городе не любят, и, думаю, наше золото лучше, чем его обещания или угрозы. Есть несколько судов, которые могут продать, но за них просят целое состояние.
— Какое примерно состояние?
— Много сотен.
— Что это за лодки?
— Первая — рыболовное судно, большое, но очень старое. Я знаю капитана. Он сломал ногу, когда грузил бочки месяца два тому назад. Ему одному не справиться, а ни сын, ни дочери не питают любви к морю. Он хотел продать судно еще до войны, но он жадный.
— Насколько жадный?
— Семьсот. Слишком много за старый бот, даже в такие времена, как сейчас, потому что в древесине — жучок.
— А другое судно?
— Второе — это старое грузовое судно, похожее на то, что когда-то было у меня, только больше. Оно не быстроходное, но прочное. Может дойти куда угодно, даже до Крандора. — Глаза Таллии блеснули при этом слове.
— Почему его продают?
— Владелец был убит в Туркаде, когда началась война. Семье приходится его продавать.
— Хм-м. И оно тебе нравится, а?
— Да, хотя цена огромная — девятьсот пятьдесят. — Таллия задумчиво потерла подбородок. Ганпорт — это не Туркад, но тем не менее Пендер процветает за счет Мендарка.
— Дорогое и тихоходное. Это не то, что нам нужно. Что-нибудь еще?
— Ничего стоящего.
Таллия провела весь день в гостинице при кабаке «Летучая рыба», сидя у себя, а когда выходила, использовала небольшую иллюзию: становилась старше, ниже и обтрепаннее.
В ту ночь ее посетил человек Мендарка — высокий худой мужчина с черной бородой и очень волосатыми руками. На нем была просторная одежда темно-коричневого цвета, перехваченная кожаным ремнем; рукава закатаны до локтя.
— Я нашел то, что вам вполне подойдет, — сказал он, — если вы не побоитесь его купить. — Человек говорил тихо, хотя дверь была надежно закрыта. Он перегнулся через стол, сверкнув передним золотым зубом. — Это прочный, вместительный и быстроходный бот. И цена очень хорошая.