Башня вавилонская

Оуэн Анна Нэнси

— Что ты хочешь сказать? — МП.

— Не знаю пока… ну, хорошо, Щербина протек на этого партизана намеренно. Но Моран-то ему звонил. И говорил примерно то, что мы все читали. Потому что если бы он говорил не то или вообще что-то, что можно показать публике, он бы этот разговор сам записал и мы бы уже его слушали, если не по программе новостей, то уж по закрытой линии Совета. А если Моран звонил сам, а Щербина был так к этому готов, что у него уже и объект для утечки был под рукой, то это либо сговор, либо Морана подтолкнули. Либо дикое совпадение.

Солнце ушло на ту сторону

здания — и вниз. Теперь стекло светилось само, уже не отраженным, а внутренним светом.

— Допустим, его подтолкнул визит этой… иезуитской дамы. Не разговор, а сам визит. Я проверял, звонок был перед самым ее приходом. Но чтобы совпало наличие там этого партизана — ну, в гости зашел, — и желание Морана позвонить… это уже следы вмешательства высших сил. Мы признаем их наличие, — усмехается Гальяно, ведущий политический аналитик, молитвенно возводя глаза к небу, — но это вне нашей компетенции.

— Значит, либо совпадение, которое взорвало уже существовавшую мину… либо сговор. А вы понимаете, что значит первый вариант?

— Да… — медленно говорит Анна, — Это значит, что они там во Флоресте искренне убеждены, что филиалом управляют сумасшедшие.

* * *

Как учила новичков сама Тирунеш, все это прославленное чутье прирожденного репортера складывается из опыта, знания обстановки и логики. «Ло-ги-ки!» — стучала она пальцами по деревянным лбам подрастающего поколения. По логике, на Деметрио Лима в ближайшие сутки должны были совершить покушение.

Логика не подвела.

— …наш репортаж с места происшествия, где буквально семь минут назад было совершено нападение на машину заместителя министра сельской промышленности Деметрио Лима, — говорила она в камеру, параллельно думая о своем. — Пока еще совершенно непонятно, что именно здесь случилось, хотя события развивались практически на глазах съемочной группы. Выстрел по машине господина замминистра, авария — машину вынесло на обочину, как видите, — оператор крутился волчком, умница. — Падение вертолета охраны — причины пока неясны. Еще одна авария в соседнем переулке — припаркованная на обочине машина пересекла двойную сплошную и попыталась уйти…

Они просто катались за Амаргоном от ворот корпорации по всему городу, проводили и в Дом Правительства, и оттуда тоже увязались следом. На худой конец, ничего не случится, так не ехать далеко, чтобы записать очередное обращение или выступление Лима.

После сегодняшнего дня во Флориде не останется настоящих конкурентов, даже жаль их, бедных.

— Вот сейчас, получив разрешение медиков и полиции, мы передадим микрофон господину Лиму, чтобы получить его личные впечатления. Что вы думаете о произошедшем?

— Трусы. — выплевывает Амаргон. Странно… не фактом покушения же он возмущен. — Бездари и недоучки, но главное — трусы. Ребята сверху засекли снайпера — и сообщили нам… а там, видно, было две группы, разных, и обе слушали эфир. И обе решили, что это про них. Не знаю, что им в голову ударило. Снайпер, идиот, сработал по колесам, а не по стеклу, при том, что второго выстрела у него не было… а разбиться на такой скорости нам не светило. А гранатометчик, тот просто трусливый поганец. Когда мы не

вывернули из-за угла, он засадил по вертолету, чтобы оторваться — и попытался сбежать.

— Это та, вторая машина?

— Да. Кой кретин… минуту не дергаться, оценить обстановку, и накрыть нас. Мы бы пискнуть не успели. Откуда они берутся, вы можете мне объяснить?

Рот перекошен, кровь по щеке течет — видимо, о дверцу машины приложило.

— Как вы себя чувствуете, господин Лим?

— Отвратительно. Мне господин Анольери вертолет этот навязал — и что я ему теперь скажу? «Извините, нам попались убийцы пятой категории?»

Сарказм хорошо укладывается в пороховой дым, в гнусный запах горелого пластика, который, к сожалению, не возьмет никакая камера. А вот фактуру засохшей крови — возьмет. Прямо сейчас.

«Значит, те, что вертолет — это одна группа, снайпер — вторая, — прикидывает схему Тирунеш. — Да, и место хорошее, тут три-четыре бутылочных горлышка подряд, но это первое, вот сюда и собрались…»

Самые лучшие вопросы у нее всегда получаются, когда одна часть думает о чем угодно, от дела до вчерашних гостей, другая строит модели событий, а третья — вот она, в эфире. Думает ли кошка о ловле мышей? Вряд ли. Она просто ловит.

— Деметрио, вы хотите сказать, что покушение организовала корпорация Сфорца? — Вертолет ему навязали, а внизу у него вертолет слушали — изумительное совпадение.

— Тирунеш, ну хоть вы-то… если бы они слушали вертолет или канал, то они бы знали, что в поле зрения попал именно снайпер. Тогда вторая группа не задергалась бы так. Слушали они, конечно, меня. Машину.

За некрупным Амаргоном появляется очень крупный офицер дорожной полиции и, отдав честь камере, любят же тут прессу, оттесняет травмированную жертву от микрофона и объектива. «Оперативная информация, — басит, — не подлежит разглашению, господин замминистра, прошу вас воздерживаться…» и уводит. Ну что ж. Тут еще есть что показать. Те придурки за углом, горящие обломки вертолета, работа врачей и полиции, пробка до самого Дома Правительства в обе стороны, жители окрестных домов. Часть в прямой эфир, часть в вечерние новости, но вот Деметрио… о, за Деметрио, за эти его восемнадцать секунд откровений, я буду брать золотом. Платиной. Трансурановыми элементами.

Вой сирен, запах гари, бензина и спирта, шум, крики, брань, чей-то плач, дым, опять дым, детский желтый шарик, который ветер гонит по крышам застрявших на противоположной полосе машин. Разнесенное осколками чего-то — обломками вертолета? — окно в доме, кадр хорош, полиция, фельдшер с пакетом крови. Плотный тяжелый поток, единственно удобная, пригодная, правильная среда.

«Пятый канал: реальные новости! Мы работаем для вас, круглосуточно, семь дней в неделю!»

И Тирунеш Бати продолжает снимать, весом кадров, голосов, пойманным запахом истории давя в себе мысль о том, что ни на каком самолете, никаким чудом нельзя ей оказаться сейчас ни в Лионе, ни в Новгороде — чтобы взять парное интервью. Невозможно, хоть душу дьяволу продай. Хоть разорвись. Ничего, мы здесь свое возьмем. Дайте мне три часа на подготовку и они там будут жалеть, что не стоят на моем месте.