Башня Ярости. Книга 1. Чёрные маки
Шрифт:
– Киса, – вопросила Кати, – глупая, ты чего? Кис-кис-кис…
Кошка обернулась, как показалось Шарло, досадливо глянула на них и вновь взялась за свое. Мальчик, сам не зная почему, подошел. Кошка пыталась дотянуться до изящной розетки слева, хотя прямо над ней была точно такая же. Шарль машинально тронул резное дерево, но кошка неожиданно сиганула вниз, с силой ударив его под колено. Стараясь удержаться на ногах, мальчик оперся о стену, и… панель поехала вниз. Кошка довольно мяукнула. Ну надо же!
– Умница, – от души поблагодарил Шарло ночную охотницу, а та, еще раз приглушенно мявкнув, юркнула в щель.
– Пошли
– А кисы нас зовут, – восторженно прошептала расхрабрившаяся Катрин.
– Ну и правильно, – согласился Шарло. Дорога была долгой, изобиловавшей множеством лесенок, развилок и переходов. Без кошек они бы десять раз заблудились, но звери уверенно вели их за собой. Наконец повороты и спуски кончились, и брат с сестрой оказались в длиннющем сводчатом коридоре. Он тянулся и тянулся; Шарло начало казаться, что они никогда не выберутся, но дорога пошла вверх, потянуло свежестью и горьковатым запахом осенних костров. Кошки вежливо потерлись о ноги и исчезли.
– Вылезаем.
– А где киски?
– Пошли домой. Нам сюда.
Катрин не спорила, сюда так сюда. Они оказались в каком-то садике, под ногами была мягкая, недавно вскопанная земля.
– Наконец-то! – Знакомая фигура шагнула навстречу, и только теперь Шарло понял, что на самом деле ему было очень страшно.
Белый плащ вошедшего казался серым от дорожной пыли, глаза же были красными и слезились. Гонец гнал коня всю ночь.
– Ваша Иносенсия! [16] Срочные известия из Мунта.
– Как вас зовут? – Анастазия протянула руку для поцелуя.
– Гийом, Ваша Иносенсия!
– Говори, Гийом! Что погнало тебя в дорогу?
– Да пребудет Ее Иносенсия в радости! Мунтский храм Равноапостольной сожжен грозой! Бланкиссима Шарлотта и большинство сестер погибли.
– Как это произошло?
– Гроза пришла вечером и бушевала всю ночь.
– Дальше.
– Ваша Иносенсия! Над храмом не было дождя. Был черный вихрь, пронизанный молниями. Он прошел по улице Анхеля и обрушился на обитель. Теперь там борозда, как от плуга, запряженного драконом.
16
Обращение к главе циалианского ордена.
– Не стоит упоминать драконов, сын мой. Это отголоски эландской ереси, за которую нечестивцы были наказаны, – голос Ее Иносенсии оставался тихим и мелодичным, – так ты говоришь, что дождя не было?
– Над храмом не было, – уточнил
– Ты наблюдательный человек. Что еще? Надеюсь, ты начал с худшей из вестей.
– Станет ли Ее Иносенсия слушать о скоропостижной смерти семейства Бэррот?
– Семейства? Они погибли все?
– Отец, старший сын и его супруга.
– Подробнее.
– С разрешения Ее Иносенсии. Я не был допущен в дом Бэрротов.
– Но что-то ты должен был слышать.
– Рассказывают, канцлер покончил с собой, бросившись в открытое окно. Внизу была решетка в виде перевитых лозой копий. Они очень ею гордились…
– Ты хочешь сказать…
– Да! Копья прошли насквозь.
– А что супруги?
– Их нашли мертвыми в той комнате, откуда выпал старик.
– Виконтесса могла умереть от ужаса, – предположила Анастазия. – Она не отличалась крепким здоровьем. Отчего ты молчишь?
– Ее Иносенсия не может ошибиться, но я сказал не все. Тот, кто мне рассказал, видел покойных. У обоих были счастливые лица, словно они спали и видели чудесный сон. Мой человек, да простятся мне эти слова, сравнил умерших со святой Евлалией [17] . По Мунту идет слух, что капитана гвардии отравили враги короны, его жена оказалась случайной жертвой, а канцлер не мог перенести смерть сына и наследника. Говорят, в древние времена был яд, именуемый «счастливой смертью».
17
Святая Евлалия, согласно Книге Книг, долго болела, но не смирялась со своей участью и роптала на бога Святой Кантидий ее вразумил, она возблагодарила Творца за ниспосланные страдания и тут же скончалась со счастливой улыбкой на устах.
– Хорошо, – кивнула Анастазия, – можешь идти. Я довольна твоей преданностью и твоим благонравием. Сейчас тебя накормят и проведут в комнату для отдыха. Завтра у тебя будет новое поручение.
В том, что капитана отравили, Андре Паже не сомневался, равно как и в том, кто это сделал. Вилльо. Больше некому, но поди докажи! Бывшую королеву и ее многочисленную родню лейтенант терпеть не мог, но, будучи сыном небогатого нобиля из Ларрэна, своих чувств не выказывал. Элеонора была злопамятна и дружила с бланкиссимой. На месте короля Паже запер бы вредную бабу вместе с братьями и сыновьями от первого брака в Речном Замке. Если уж нельзя их передушить, пусть хоть за решеткой будут, но Александр или был полностью уверен в себе, или же, прости, Святой Эрасти, слеп. Гвардеец надеялся на первое, но боялся второго.
Король офицеру нравился. Тагэре был хорошим воином и славным человеком, не драл три шкуры с провинций, заплатил долги Филиппа, ввел пошлины на ифранские и эллские товары, отчего арцийские ремесленники и мелкопоместное дворянство вздохнули с облегчением, навел порядок на дорогах. За три года Арция подняла голову, но Александр ничуть не возгордился. Он по-прежнему знал в лицо и по имени всех выборных и, что с точки зрения Паже было важнее, всех гвардейцев, был доступен и не делал различия между «своими» и выходцами из провинций, почитавшихся лумэновскими.