Башня Занида. Да не опустится тьма! Демон, который всегда ошибался
Шрифт:
В центре палатки в окружении своих подчиненных сидел главный герой всей этой картины. У него была блестящая черная кожа и начинающая седеть борода. На шее вождя висели золотые цепи, а под самой бородой красовалась золотая пластина-медальон, возможно — знак его отличия.
Среди его приспешников был один, выглядевший, как новарианин. Он носил новарианский костюм, но поверх него — паалуанские доспехи.
Все эти люди говорили на незнакомом мне языке. При виде меня они сразу умолкли. Наконец новарианин сказал:
— Кто
Поскольку челюсти мои все еще были стянуты веревкой, я смог только замычать. Люди заметили мои сложности и со смехом сняли веревку.
— Благодарю вас, — сказал я.
— О, — произнес новарианин, — ты говоришь по новариански?
— Да, сэр. К кому я имею удовольствие обращаться?
— К Марандосу из Ксилара, главному инженер-офицеру Его Величества генерала Улола, командующего этой продовольственной экспедицией.
— Сэр, — сказал я, — разве занятие подобного поста не является необычным для новарианина?
— Является, и очень, — ответил Марандос. — Но я теперь — почетный паалуанин, я изменил свое подданство. Видите ли, нужно пожить среди паалуан, чтобы по достоинству оценить их душевные качества. Они — настоящие джентльмены.
— А джентльмен на возвышении, насколько я понял, генерал Улола?
— Да.
— Тогда прошу вас засвидетельствовать ему мое уважение, поскольку сам я не говорю на его языке.
Марандос перевел, и паалуанин разразился смехом.
— Их забавляет, что их пленник, да еще и не человек, лежащий связанным, способен на подобную учтивость.
— Таким манерам я был обучен на моем родном уровне, — ответил я. — А теперь, не будете ли вы добры рассказать мне…
— Послушай-ка, существо, — прервал меня Марандос, — это мы будем спрашивать, а не ты. Прежде всего, кто ты такой?
Я объяснил. Генерал заговорил, и Марандос перевел мне:
— Он желает знать, не тот ли ты тип, что прошел через наш лагерь в ту сторону шесть-семь недель назад?
— Полагаю, что это я. О другом обитателе 12-го уровня в этих местах мне слышать не приходилось.
— Генерал так и думал, он оказался куда более прав, чем часовые, ссылавшиеся на галлюцинацию. Ну, а с какой целью ты пытался вернуться в осажденный Ир?
— Прошу прощения, сэр, но я не думаю, что с моей стороны было бы честно отвечать на этот вопрос.
— У нас есть способы заставить пленного заговорить, — сообщил Марандос.
Как раз в эту минуту вошел офицер и протянул генералу два экземпляра контракта, заключенного между Иром и хрунтингами, которые были у меня с собой. После внимательного изучения, Улола передал документы Марандосу. Перебежчик развернул один из них и начал читать вслух, переводя содержание на паалуанский.
Когда он закончил, все громко и взволнованно заговорили. Потом Марандос сказал:
— Поскольку этот документ сообщил нам все, что мы хотели от тебя узнать, мы не
Он поговорил с генералом и вновь обратился ко мне:
— Решено тебя казнить, ибо так мы поступаем со всеми схваченными новарианами. Генерал говорит, что есть тебя вряд ли можно, так что ты послужишь пищей для наших драконов.
— Господа, — сказал я, — вы поставили меня в такое положение, что я всецело в вашей власти. Но если мне будет позволено заметить, подобный поступок кажется мне чересчур жестоким — ведь я только выполнял приказ моей хозяйки.
Марандос перевел мои слова, и генерал ответил:
— Демон, мы не имеем ничего против тебя, как такового. Но ты работал на новариан и должен разделить их участь. Ты совершил нравственное преступление, которое должно быть наказано немедленной смертью.
— Как так, генерал?
— Новариане, так же как и другие народы этого континента, неисправимо испорчены и поэтому должны быть уничтожены.
— В чем же состоит их испорченность, сэр?
— В том, что они воюют друг с другом. Мы наблюдали за ними и знаем, что они неисправимы в этой своей привычке.
— Но, генерал, ведь вы тоже постоянно с ними воюете, не так ли? Какое же право имеете вы судить их?
— О, мы не воюем, мы совершаем вылазки за провизией. Мы собираем урожай… человеческий урожай… и мы делаем это с простой, нормальной и всем понятной целью — дать пищу нашим людям. Поскольку каждое создание должно есть, это естественная, а тем самым и оправданная с моральной точки зрения процедура. Но убивать людей без причины — безнравственно и аморально. Так что тот, кто занимается этим, не заслуживает пощады.
— Но, генерал, мне говорили, что народ этого континента, начиная войну, всегда заявляет, что у него тоже есть веские причины.
— Какие причины? Чтобы какой-нибудь авантюрист-политик мог распространить свое влияние еще на какое-то количество людей или умножить свое богатство? Или чтобы обратить этих людей в свою веру, или чтобы убить их, дабы на освободившейся территории мог жить другой народ?
— А как насчет тех, кто занимается защитой от нападения? Мы, демоны, на нашем уровне не признаем войн, но признаем право на самозащиту.
— Это лишь предлог. Две нации кидаются в войну, и каждая считает нападающей другую, себя же провозглашает лишь защищающейся. Все это в высшей степени абсурдно, и даже самый компетентный суд не смог бы решить, чья тут вина. Кроме того, если даже одна из этих бледнолицых наций защищается сейчас, можно с уверенностью сказать, что, отбившись, она сама поспешит напасть на кого-нибудь.
Значит, единственная законная причина убивать живое существо — это желание его съесть. И единственное разумное обращение с добычей — закалывать ее и делать пригодной для употребления в пищу.