Башня Зеленого Ангела
Шрифт:
— Теперь нам пора идти, — сказала Исарда, ее темные глаза расширились от страха. Она и ее муж повернулись и повели свой спотыкающийся, тонконогий отряд в темноту. Через несколько мгновений коридор опустел, как будто дворров здесь никогда и не было. Мириамель моргнула.
— Мы тоже имеем должность проследовать. — Бинабик пошел вверх, потом обернулся: — Где монах?
Мириамель оглянулась. Кадрах, тащившийся в самом хвосте отряда дворров, сидел на земле, глаза его были полузакрыты. В мерцающем свете факела казалось, что он раскачивается взад
— Он нам не нужен. — Она нагнулась, чтобы поднять свои вещи. — Оставим его здесь. Пусть идет за нами, если захочет.
Бинабик нахмурился:
— Окажите ему воспомоществование, Мириамель. Вы же не хотите производить оставление этого человека для нахождения норнами.
Она не была уверена, что монах заслуживает чего-то лучшего, но все-таки пожала плечами и подошла к нему. Рывок за руку заставил Кадраха медленно подняться на ноги.
— Мы идем.
Кадрах взглянул на нее.
— А, — только и сказал он, прежде чем последовать за принцессой по древней лестнице.
Пока ситхи уводили их дальше и дальше в глубины под Хейхолтом, Тиамак и Джошуа обнаружили, что выглядят изумленными, как фермеры Озерного края во время первого визита в Наббан.
— И подумать только, — воскликнул Джошуа, — что все это было подо мной в те годы, когда я жил здесь! Я бы с радостью провел в этих местах всю жизнь — исследуя, изучая…
Тиамак тоже был потрясен. Грубые коридоры внешних туннелей сменились полуразрушенным великолепием, какого он никогда не мог вообразить и, даже увидев, с трудом верил в его существование. Огромные залы, которые, казалось, были целиком вырезаны из живого камня, каждая стена выглядела искусно вышитым гобеленом; кажущиеся бесконечными лестницы, тонкие и прекрасные, как паутина, уходившие вверх, в темноту, или тянувшиеся через черную пустоту; другие залы, вырезанные наподобие лесных полян или склонов гор с бурными водопадами, хотя все было сделано из камня. Даже в руинах Великий Асу'а был прекрасен.
Те, Кто Наблюдают И Творят, думал Тиамак. То, что я увидел это место, — достойное вознаграждение за каждый кусочек моих страданий! Моя хромая нога, часы, проведенные в гнезде гантов, — я не отдал бы всего этого, если бы вместе с ними должен был потерять память об Асу'а.
Пока они кружили по пыльным боковым коридорам, Тиамак наконец оторвал глаза от чудес, окружавших его, и обратил внимание на странное поведение своих спутников-ситхи.
Когда Ликимейя и ее отряд остановились, чтобы дать смертным отдохнуть в высоком зале, арочные окна которого были засыпаны грязью и булыжником, Тиамак уселся подле Адиту.
— Простите мне, если мой вопрос покажется вам грубым, — сказал он мягко. — Ваши люди оплакивают свой покинутый дом? Вы кажетесь какими-то рассеянными.
Адиту склонила голову:
— Отчасти да. Грустно видеть прекрасные вещи, которые создал наш народ, в таком запустении, а что касается тех, кто жил здесь… — она сделала затейливый жест, — им еще больнее. Ты помнишь комнату с резьбой в виде огромных, покрытых
— Мы задержались там довольно долго, — сказал Тиамак, вспоминая.
— Это было место, где умерла мать моей матери, Врисейу Рассветное Перышко.
Болотный человек вспомнил бесстрастную Ликимейю в центре той широкой комнаты. Кто поймет этих бессмертных?
Адиту покачала головой:
— Но это не самая серьезная из причин, по которым мы, как ты сказал, рассеянны. Тут есть… присутствия. Вещи, которых быть не должно.
Тиамак и сам почувствовал прикосновение того, что, как ему казалось, имела в виду Адиту. Дуновение ветра, казавшееся настойчивым, как пальцы слепого, эхо, в котором можно было расслышать чьи-то голоса.
— Что это значит?
— Что-то проснулось здесь, в Асу'а. То, что не должно было просыпаться. Это трудно объяснить. Чем бы оно ни было, оно дало видимость жизни тому, что не должно было иметь ее.
Тиамак неуверенно нахмурился:.
— Вы имеете в виду… призраков?
Улыбка Адиту была мимолетной.
— Если я правильно поняла Первую Праматерь, когда она учила меня значению слов смертных, то нет. Нечто другое. Но различие показать очень трудно. Ваш язык не приспособлен для этого, и вы не видите или не чувствуете того, что мы.
— Откуда вы знаете? — Он посмотрел на Джошуа, но принц внимательно изучал орнамент резных стен.
— Потому что, если бы это было так, — ответила Адиту, — я подозреваю, что вы не сидели бы здесь так спокойно.
Она поднялась и пошла по засыпанному галькой полу к тому месту, где тихо беседовали ее мать и Джирики.
Тиамак внезапно почувствовал себя окруженным опасностями. Он придвинулся поближе к Джошуа.
— Вы чувствуете это, принц Джошуа? — спросил Тиамак. — Ситхи чувствуют. Они испуганы.
Принц казался мрачным.
— Все мы испуганы. Я хотел бы иметь целую ночь, чтобы приготовиться ко всему этому. Но Камарис отнял у меня эту возможность. Я стараюсь не думать о том, куда мы идем.
— И никто понятия не имеет, что мы будем делать, когда придем туда, — скорбно сказал Тиамак. — Была ли когда-нибудь такая же безумная битва? — Он помолчал. — Я не вправе задавать вам вопросы, принц Джошуа, но почему все-таки вы последовали за Камарисом? Его могли бы попытаться выследить и другие люди, менее значительные для нашего успеха.
Принц смотрел прямо перед собой.
— Я был там один. Я думал, что верну его, прежде чем он уйдет слишком далеко. — Он вздохнул. — Я боялся, что другие могут опоздать. Но больше того…
Странное колебание воздуха и камня, внезапное и пугающее, оборвало принца на полуслове. Огни ситхи замерцали, хотя сами бессмертные не шевелились. На мгновение Тиамаку показалось, что он ощутил присутствие множества других — призрачные толпы, заполнившие разрушенные залы. Потом это ощущение исчезло, и все стало таким же, как было, если не считать странного запаха дыма.