Башня. Новый Ковчег 2

Букреева Евгения

Потому-то он и оказался сейчас здесь, на Северной станции. Стоял у самого края, вглядываясь в гулко шумевший где-то далеко внизу океан. Ничего увидеть он там, конечно, не мог. Тёмная вода, грязновато-серая пена. И больше ничего.

Рядом, в двух шагах от него лежал Полынин. Вернее, тело Полынина, уже остывшее,

закоченевшее на морском ветру. Он и лежал так, словно ему было холодно, чуть подогнув колени и обхватив себя руками, как будто пытался укрыться от утренней прохлады. Антон равнодушно посмотрел на то, что ещё несколько часов назад было Вадиком Полыниным. Ещё один глупец, жадный и алчный. Много чего имел, но хотел большего. Как и все они, эти, чистенькие парни сверху. Антону не было его жалко. С чего бы? Он никогда не любил жадных глупцов.

Антон отошёл от края платформы, чуть прошёлся, медленно, пытаясь сосредоточиться. Опять вспомнил плоское лицо Татарина, узкие невнятного цвета глазки, сломанный в двух местах нос. Где, интересно, ему его сломали? На разборках внизу или, когда Татарин пытался делать военную карьеру. Антон знал, что сразу после школы Татарин по распределению попал в военный сектор, но задержался там недолго. Вылетел за что-то, хотя понятно, за что — у Ледовского асоциальных типов никогда не держали. Впрочем, этого оказалось достаточно, чтобы Татарин научился управляться с оружием, что и требовалось для успеха намеченного предприятия. И всё же, увы, этого оказалось недостаточно, потому что на платформе лежало только одно тело, и именно это тело интересовало Кравца сейчас меньше всего. А вот тот, кто был нужен, его как раз и не было.

Налетевший порыв ветра обдал Антона холодными брызгами. Надо уходить. Чего уж теперь.

Он почти дошёл до ворот в Башню, но остановился. Что-то не давало покоя, скребло тонкими коготками, оставляя на душе тоненькие, саднящие дорожки. Внезапно его что-то толкнуло, и Антон, резко развернувшись, помчался назад. Мысль, закрутившаяся в голове с бешеной скоростью,

быстро оформилась в цель, и Антон уже знал, что делать. Он нашёл спуск на лестницу в одной из уцелевших опор и осторожно, но споро принялся спускаться вниз, а, спустившись, поспешил к краю. Нижняя платформа была сильно деформирована, казалось, какая-то сила, бушевавшая здесь двадцать лет назад, пыталась приподнять железобетонную конструкцию снизу, но не преуспела — плиты лишь слегка накренились, ушли кромкой в тёмную и холодную воду.

Кравец огляделся, зацепился за что-то глазами и медленно присел на корточки. Провёл ладонью по шершавому мокрому бетону. На вымытой дождями и снегами поверхности виднелись рыжевато-бурые пятна. Сперва Антону показалось, что это кровь, но, присмотревшись, он понял, что ошибся. Просто ржавчина от старой, выступающей арматуры. Просто ржавчина. И грязь. Он поднялся. Наверно, не стоит паниковать. Тела Савельева нет, но и появится ему неоткуда. Павел Григорьевич мертв. Отправился прямиком в преисподнюю. Вслед за лучшим другом. Sic transit gloria mundi. Антон улыбнулся и даже почувствовал что-то вроде сочувствия. Вот этих двух даже было слегка жаль…

Волны слабо накатывали на платформу, лениво пытаясь дотянуться до торчащего из накрененной и треснутой плиты железного прута. Это мерное движение завораживало и успокаивало, настраивало на благодушный лад. Кравец улыбнулся. Все прошло, как надо. И он опять молодец. Молодец…

Мысль, не закончившись, прервалась, потому что рядом с этой ржавой железякой что-то было. Маленький белый квадратик. Волна, нахлынувшая в очередной раз, почти добралась до него, отбежала и собралась повторить попытку, но Антон её опередил. Он наклонился, поднял тонкий, очень лёгкий пластик — фотография! Быстро развернул лицом к себе.

Рыжие мягкие кудри, солнечные веснушки, твёрдые серые отцовские глаза.

Со снимка на Антона глядела Ника Савельева.