Башня. Новый Ковчег 3
Шрифт:
— Не вижу тут таких. Если ты только не намекаешь на себя.
Стёпка, обычно сдержанный, вспыхнул и чуть приподнялся. Его пальцы больно сжали Никино плечо, выводя её из состояния оцепенения. До этого она следила за их перепалкой молча и довольно равнодушно.
— Хватит! — она чуть повысила голос. Сняла руку Стёпки со своего плеча и тихо повторила. — Хватит уже. Проехали.
— Мы вообще-то тут важное дело обсуждаем, — Васнецов никак не желал сдаваться. — Придётся тогда отложить до другого раза. Да, Вер?
Стёпка прибёг к помощи Веры, своей союзницы
— Увы, придётся. Лишние уши нам сейчас совсем не в тему. Пойдут свои доносы строчить.
До прихода Кира с Сашкой они обсуждали какой-то дневник, вернее, его пропажу. Если честно, Ника почти не слушала, о чём они говорили. Когда во время их ежевечерних сходок спонтанно возникала та или иная тема, для Ники это был лишний повод немного помолчать в уголке. Она отстранялась, замыкалась в себе, думала про папу, а когда её пытались привлечь к обсуждению, отвечала односложно или просто кивала головой. Она и сегодня так делала, но сейчас, после слов Стёпки и Веры, Ника вдруг подобралась, стряхивая с себя оцепенение. Она никак не могла понять, но какое-то воспоминание толкало её изнутри, что-то важное, связанное именно с отцом, но она никак не могла вспомнить что.
— Вер, ну ты опять? — Марк умоляюще посмотрел на свою девушку. — Никуда Сашка не побежит. К тому же, он и так почти всё знает. Ну, давай хоть сейчас не будем…
— Чисто теоретически я бы не рассчитывал, что он никуда не побежит, — подал голос Лёнька. Сегодня он, слава Богу, сел подальше от шахмат, и Нике не нужно было следить за тем, что он опять что-то переставит.
— Так может нам уйти? — тут же вскинулся Кир и дёрнул Сашку за рукав. — Пошли, Сань. Тут походу тайная сходка…
Ника вдруг испугалась, что они действительно уйдут. Уйдут, и опять то чувство, что тебя кто-то пытается разорвать на части, вернётся. Вера это, видимо, заметила, потому что резко сдала назад.
— Не надо никуда уходить, Кирилл. И этот… ладно уж, пусть остаётся.
— Вот и хорошо, — тут же отозвался Марк, и на его широком лице разлилась улыбка. Он повернулся к Киру с Сашкой и торопливо заговорил, словно боясь, что его товарищи сейчас передумают. — Тут такое дело… в общем, мы тут уже обсуждали и пришли к выводу, что смерть Вериного деда и смерть Павла Григорьевича взаимосвязаны.
Произнеся имя Никиного отца, Марк покраснел и бросил виноватый взгляд на Нику. Они редко говорили «убит», «умер», щадили её. Наверно, однажды она будет им за это благодарна, но в данную минуту Нике было всё равно.
— Ну и вот, — продолжил Марк. — Когда мы говорили про Вериного деда, про то, что произошло в тот день, Лёня сказал одну дельную мысль. Он подумал…
— Не я, — перебил его Лёнька. — Мы с Митей подумали. Да, Мить? Мы подумали, очень странно как-то, что Рябинин решил отравить генерала, когда в квартире было полно народу. Тем более, он же видел всех. Зачем ему было так рисковать? Мог бы отравить в другой день. А он сделал именно в этот.
— Как будто бы он или торопился очень или сильно не хотел, чтобы генерал чего-то узнал, — тихо добавил
— А узнать он мог только от кого-то или из чего-то, — подхватил речь брата Лёнька.
Ника с удивлением посмотрела на близнецов. Нет, дело было вовсе не в этой удивительной способности братьев перехватывать друг друга на полуслове, продолжая одну и ту же мысль, словно они думали и действовали как одно целое — к этому Ника за десять лет совместной учёбы и дружбы привыкла, — дело было в другом. Нику действительно это заинтересовало. Возможно, присутствие Кира так на неё подействовало, или организм, устав от бесконечного напряжения, включил наконец пресловутые защитные механизмы, но Ника почувствовала что-то похожее на почти забытое за эти дни чувство любопытства.
— А Вера говорила про дневник. Который генерал просил принести ему в столовую, — закончил общую мысль братьев Митя.
Дневник. Тоненькая тетрадка в чёрной кожаной обложке. Ника вспомнила, как Вера перебирала книги на полке, снимая их одну за другой и складывая в руки Киру. Она увидела это, как если бы это было вчера. Кир, взлохмаченный, с красными пятнами на щеках, с плотно сжатыми губами, стоит рядом с книжным шкафом. Тонкий нервный профиль, резкие скулы, прядь чёрных волос, упавшая на лоб. Он на неё не смотрит или делает вид, что не смотрит. Она тоже делает вид.
— Я помню про дневник, — негромко сказала Ника. — Когда мы прибежали, дневник лежал рядом с креслом, где сидел Алексей Игнатьевич. Он его читал?
— Нет, — отозвалась Вера. — Он не успел. Когда я пришла с дневником, дед уже был без сознания. Я не сильно помню, как там всё было, но, кажется, дневник я уронила. А потом он куда-то делся. Пропал. Вчера Лёня попросил вспомнить всё детально, я попыталась, конечно, но этот день у меня как в тумане. А вот, что касается дневника… его никто после того дня не видел. Я спрашивала у родителей, сама искала. Он исчез.
— В общем, всё понятно, — уверенно подытожил Стёпка. — Это Рябинин его стащил. Вместе с рубашкой и стаканом. Положил в свой портфель, пока мы суетились, и вынес всё к себе.
— Да зачем он ему понадобился? — Кир мгновенно среагировал на реплику Стёпки. — Тоже мне, ценность. Старая тетрадка. На фига она Рябинину?
— Некоторые люди умеют читать и писать, — Степка тут же повёлся на провокацию. — Не все, конечно, тут от интеллекта зависит. Так вот, в такие тетрадки иногда записывают очень важные вещи. И содержащаяся там информация бывает очень ценной. Впрочем, — Стёпка скривил в насмешливой улыбке губы. — Кому я это говорю.
— Прекратите! — оборвала их Вера. — Хватит уже.
— Да что там такого ценного могло быть в том дневнике? — не сдавался Кир. — Тоже мне, нашли секретную информацию. Или ты, Вер, знаешь, что туда записывал твой дед?
— Это не деда дневник. А прадеда. Отца деда, — пояснила Вера. — Мне дед даже когда-то зачитывал отрывки. Не знаю, может, с точки зрения истории это и представляет какую-то ценность. Прадед мой, он же в восстании Ровшица участие принимал. Много видел и знал, наверное.