Башня. Новый Ковчег 4
Шрифт:
На том конце повисла тревожная тишина. Ставицкий поднял голову, упёрся взглядом в круглое лицо медсестрички — что она там только что говорила? Здесь были и другие? Старый, полный мужчина. Наверняка Величко. Наверняка.
Сергей сделал знак командиру — тот его понял сразу, выпроводил из кабинета тех двоих, что застыли у двери, девчонку, вышел сам и плотно закрыл дверь. Всё правильно. Разговор, что пойдёт дальше, для их ушей не предназначен.
— Рябинин, слушаю, — ожила трубка. Юра пытался говорить чётко, но уже по той тщательности, с которой он выговаривал каждую букву, было понятно — принял на грудь Рябинин порядочно.
—
— Серёжа? Я тут задремал…
— Немедленно объявляй военное положение!
Послышался какой-то шум. То ли Рябинин уронил трубку, то ли ещё чего. Потом раздалось сопение.
— Немедленно объявляй военное положение! — повторил Ставицкий, отчётливо выговаривая все слова. — Военное положение, Юра! Ты в курсе, что сейчас идёт экстренное заседание Совета, куда нас с тобой не позвали?
— Что? — выдавил Рябинин.
— Экстренное заседание, Юра. И нас там нет. Ты понимаешь, что это значит?
— П-понимаю, — прошелестел Юра, явно напуганный до смерти.
— А теперь приди в себя. Если всё сделаешь, как я скажу, ничего не напутаешь и будешь действовать быстро — то всё ещё можно отыграть в нашу пользу. Ты слышишь?
— Да, я слышу…
— Объявляй военное положение, прямо сейчас. Поднимай всех своих, пусть будут наготове. Сам возьми человек двадцать, можно даже больше, всех, кого сможешь быстро собрать, и немедленно в зал для заседаний. Если там будет охрана — всех обезвредить. Врывайся прямо туда и арестовывай Величко.
— Величко? — голос Рябинина дрогнул. Величко побаивались все.
— Величко. Обвиняй его в измене и жди меня. Если кто-то попробует возражать — того тоже под арест. И жди меня там. Я буду минут через пятнадцать. Ты меня понял?
— Я… понял. А что Савельев? Он действительно жив?
— Он жив, Юра. И если ты сейчас облажаешься, то сам понимаешь, что с нами будет. А теперь, будь добр, позови Наталью. Немедленно.
Звать Наталью не пришлось. Судя по тому, как быстро Ставицкий услышал её голос, она просто перехватила у мужа трубку. Умница Наташа, эта женщина никогда не подведёт.
— Наташа. Насколько сильно твой муж пьян? — Сергей чуть расслабился. Наташа была своя, в её присутствии можно слегка дать волю эмоциям, сбросить маску.
— Прилично. Не уследила. Понараспихал заначек по всему дому, алкоголик чёртов, — прошипела Наталья. Если бы сейчас её кто-то услышал, то тоже не узнал бы надменную светскую красавицу Наталью Барташову.
— Его можно привести в чувство? Только быстро. Сейчас всё поставлено на кон, Наташа. Если твой муж всё провалит…
— Я приведу его в надлежащий вид, Серёжа. Не дёргайся! — в голосе Натальи прозвучало что-то такое, от чего Ставицкий успокоился. Не хотел бы он сейчас оказаться на месте Юры. Можно было не сомневаться, Наталья приведёт его в чувство.
— Тогда слушай меня — это очень важно, Наташа.
И он принялся спокойно и размеренно повторять весь алгоритм действий. Где-то наверху, через почти четыреста этажей, замерла и подобралась Наталья Барташова, выпрямила и без того ровную спину, сузила красивые кошачьи глаза, вскинула волевой подбородок. Ставицкий ещё не положил трубку, ещё договаривал последние распоряжения, но уже успокоился,
Сергей посмотрел на замолчавший телефон и поднялся. Вышел из кабинета, повернулся к командиру отряда и негромко приказал:
— Наверх.
Командир сделал быстрый кивок в сторону медсестрички — с этой что? Мысли Ставицкого на секунду вернулись к глупой девчонке, прижатой к стене. Потенциала в ней, конечно, немного, но… пусть живёт. Тем более, что мир скоро изменится и очень сильно, и новому миру потребуются свои верные слуги.
Командир его понял и медленно опустил автомат.
Глава 4. Сашка
На лестнице Сашку посетило странное чувство, вроде дежавю. Всего две недели назад он уже бегал по этой чёртовой Северной лестнице, когда они с Киром спасали Савельева. Всего-то две недели, а Сашке казалось, что прошла целая жизнь, длинная, наполненная событиями, изменившая его целиком — и мысли, и желания, и всю его, Сашкину, сущность. Он помнил, как тогда трясся от страха, и, если б не Кир, который не испытывал ни тени сомнений, который рвался в бой и лез в самое пекло, заставляя его носиться по бесконечным ступеням вверх-вниз, прятаться на заброшенной станции от вооружённых Татарина с Костылем, тащить на себе раненного Павла Григорьевича, Сашка ни за что бы не решился на такое.
Сейчас Кира рядом не было. Был Стёпка Васнецов. Красивый, самоуверенный, язвительный Васнецов, пусть и подрастерявший свою самоуверенность и передавший лидерские позиции ему, Сашке Полякову. Временно передавший.
Ну да, Васнецов всегда был лидером в отличие от него. Сашка это знал и признавал. И то, что Стёпка сейчас был растерян, слегка напуган и молча переваривал полученную информацию про Савельева, Литвинова и АЭС (Сашка наскоро рассказал всё, что знал сам), ничего не меняло. Сашка понимал, что надо дать ему время — Васнецов справится, и тогда можно будет скинуть груз ответственности, давивший на плечи, тот груз, к которому Сашка был совершенно не готов.
Когда сегодня после учёбы и стажировки он пришёл в больницу, и его встретила Катя с круглыми от удивления глазами и чуть ли не на бегу сообщила, что к Павлу Григорьевичу пришла куча народу, и они там заседают, а потом он и сам увидел, как больницу заполнили незнакомые люди, серьёзные мужчины с каменными, неулыбчивыми лицами, в застёгнутых на все пуговицы тёмных пиджаках, как словно ветром сдуло всех рабочих вместе с неуживчивым Петровичем, как по коридору, тяжело ступая, прошествовал невысокий полный мужчина и исчез в дверях тайника, где скрывался Савельев, вот тогда Сашка и подумал, что, наверно, всё — на этот раз действительно всё. Савельев и Литвинов наконец покинут своё убежище, и этот кошмар прекратится. Исчезнет тошнотворный, выматывающий душу страх, что всё откроется, и что однажды на больничном этаже появятся люди с оружием, и это будут не просто отморозки Костыль и Татарин, это будут профессионалы, решительные и безжалостные, и тогда им всем конец. Ему, Киру, Анне Константиновне, Кате… его Кате. Поэтому, увидев снующих по больнице людей — Савельевских людей, в этом не было никакого сомнения, — Сашка испытал облегчение.