Башня. Новый Ковчег 5
Шрифт:
— А чем я так плох? — Борис даже опешил от Марусиного напора. — Ты же ничего обо мне не знаешь…
— Это вы обо мне ничего не знаете. И даже не попытались ничего узнать. Потому что вам ведь не это надо — ах, какие глаза, пожалуйте в койку. Зато я о вас наслышана. Вы, Борис Андреевич, в Башне фигура известная. Даже слишком известная. Или вы думаете, что если вы тут в друзьях у моего братца ходите, то все ваши прежние подвиги как бы не считаются? Или вас оклеветали? И все эти истории с наркотиками, производство которых было под вашим непосредственным руководством, с сотней людей, которых вы чуть не уморили на том карантине — это всё что, происки врагов? А на самом деле вы белый и пушистый?
Борис молчал. Внезапно на него навалилась усталость. Почему он вообще
— Мне пора, — она нажала на ручку двери, дверь подалась, чуть скрипнув, но Маруся внезапно остановилась. Уже не глядя на него, добавила. — А коменданта всё-таки потрясите, Борис Андреевич. Кушетка эта действительно неудобная. А вам для ваших будущих подвигов не помешает иметь достойную кровать. На станции много женщин, уверена, найдутся те, кто с удовольствием с вами её разделит. И вы поставите себе ещё много галочек в вашем списке. Эта высота взята — вперёд, к новым свершениям. Спокойной ночи!
И она быстро выбежала за дверь.
«Ну уж нет!» — от последнего Марусиного выпада в глазах Бориса потемнело от гнева. Что она вообще себе позволяет, эта чёртова баба? Она что, за идиота его держит?
Плохо соображая, он бросился следом, выскочил в коридор.
— Маруся! Погоди!
Он рванул вперёд, полотенце, зацепившись за ручку двери, мягко упало с бёдер, спикировав на пол.
— Чёрт! — Борис обернулся, наклонился, чтобы поднять полотенце, а когда разогнулся, упёрся взглядом в Кирилла Шорохова. Парень, невесть откуда взявшийся в коридоре, стоял в паре метров от него с открытым ртом и ошалевшим взглядом.
Литвинов выругался, но тут же, подобравшись, как он всегда делал в минуты злости, усмехнулся, глядя в пошедшее пунцовыми пятнами лицо парня.
— Рот закрой, — посоветовал он Кириллу. — Мужиков что ли голых никогда не видел?
И небрежно намотав на бёдра полотенце, скрылся за дверями своей комнаты.
Глава 17. Ставицкий
М-да, ситуация, конечно, препаршивая.
Сергей Анатольевич опять снял очки, вынул платок, с силой протёр стёкла и вернул очки на место. Эти действия за последние полчаса он проделал уже раз десять, если не больше, что выдавало крайнюю степень его волнения и замешательства. Это был не точно рассчитанный на публику, намеренный жест, который Серёжа Ставицкий ещё в юности взял на вооружение и потом умело пользовался, нет, это была именно та детская растерянность, от которой когда-то пыталась отучить его бабка. И которой это почти удалось. Почти. Потому что в такие минуты как сейчас стратег, просчитывающий свои действия, отступал, и на передний план выходил маленький мальчик, съёжившийся под градом насмешек и обидных шуточек.
Рука сама собой снова потянулась к очкам, а в голове больной птицей забилась уже изрядно поднадоевшая за утро фраза: «господи, как скверно-то», но Сергей нашёл в себе силы остановиться и собраться. Медленно, стараясь успокоиться и считая про себя до десяти и обратно, как учила Кира Алексеевна, он прошёлся по кабинету, чуть зажмурился от солнечного лучика, отскочившего от стёкол его очков (эта дурацкая особенность Савельевской квартиры впитывать в себя солнце раздражала Сергея, хотелось, как у Рябининых задёрнуть всё плотными портьерами, уютно укутаться в них, свернувшись калачиком), и повернулся к тем троим, что в безмолвном ожидании застыли у дверей.
Они были настолько разными, что в другое время Ставицкий, не будь он так растерян и подавлен, непременно оценил бы комичность ситуации, но сейчас было не до этого. Стрелки на часах неминуемо приближались к девяти — времени, когда надо было звонить Савельеву, чтобы предъявить ему доказательства того, что его дочь жива и здорова. Но вся проблема была в том, что предъявлять было, увы, нечего и некого. Девочка исчезла.
Ночные поиски, рейды, облавы и допросы ничего не дали. Полковник Караев — один из тех, кто стоял сейчас перед ним — воспринимал ситуацию, как свой личный прокол. Он был неестественно бледен, а
И тем не менее скидывать со счетов то, что кто-то из этой троицы мог быть причастен к исчезновению Савельевской дочки, было нельзя, и каким-то шестым чувством Ставицкий понимал, что он что-то упускает. Что-то важное. Именно поэтому он и гонял по кругу одни и те же вопросы, выслушивал одни и те же ответы, пытаясь разглядеть, кто же из них троих лжёт.
Сама по себе девочка теперь была не так уж и важна. Сначала с её помощью Сергей намеревался вытащить Павла из той норы, куда тот забрался. Надеялся сыграть на отцовских чувствах, но ошибся: вся та любовь к дочери, которую демонстрировал перед всеми Савельев, оказалась дешёвой подделкой — свою жизнь его братец ценил куда как больше, раз окопался под землёй, цепляясь за последние минуты своего грошового существования. Любил бы дочь по-настоящему — сдался бы сразу, а так…
Всё остальное Сергей воспринимал, как игру, ведь даже в качестве страховки Ника годилась слабо — мятежники взяты в кольцо, и деваться им некуда. Но в то же время само исчезновение девочки было плохим знаком. За этим явно кто-то стоял, и если этот кто-то играл на стороне Савельева, то его необходимо было найти и обезвредить. И сделать это в кратчайшие сроки. Но пока они не просто не знали, кто это — они бродили, как дети в тёмной комнате, у них не было ни малейшей зацепки, ни одной мало-мальски вменяемой версии, ни одного подозреваемого. То есть подозреваемые-то, конечно, были — те трое, что дежурили вчера в квартире, но они словно испарились, и вместе с ними испарилась и Ника Савельева.
— Давайте пройдёмся ещё раз, — Ставицкий посмотрел на Караева. Эта фраза ему и самому осточертела, но Сергей повторял её из какого-то упрямства, как будто именно в самой формулировке таился ответ. — Пройдёмся, начиная с момента, как вы узнали о случившемся.
Караев заговорил, его речь была чёткой и выверенной.
— В семь часов восемнадцать минут мне поступило сообщение от майора Бублика об исчезновении объекта. Я в это время находился в лифте, спускался вниз, а потому мне понадобилось тринадцать минут, чтобы прибыть к месту назначения. Сразу по прибытии я отдал приказ перекрыть все КПП на надоблачном уровне, а остальные этажи перевести в состояние повышенной готовности. В квартире на момент моего появления находились министр здравоохранения, господин Мельников, и майор Бублик. Объекта на месте не было. Следов борьбы тоже. Я сразу же произвёл…
Ставицкий жестом прервал Караева, и тот немедленно замолчал.
— Спасибо, полковник. Олег Станиславович?
Мельников, который во время доклада Караева задумчиво смотрел на стену позади Ставицкого, явно думая о чём-то своем, едва заметно дёрнул плечом и перевёл взгляд на Сергея.
— Вчера перед совещанием я решил зайти проведать пациентку, потому что, к сожалению, днём у меня не было времени — надо было организовать отправку бригады и оборудования в соответствии с вашим распоряжением, — заговорил он.