Башня. Новый Ковчег
Шрифт:
В столовой народу в этот час было много. Кир пытался, насколько мог, держаться особняком от родителей, но тут, делай-не делай вид, что ты не с ними, всё одно — бесполезно. К тому же мать постоянно дёргала:
— Кирюша, ты кашу или запеканку будешь? Кирюша, хлебушек тебе взять?
Кириллу оставалось только молиться, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из своих приятелей или того хуже — на недругов.
Взяв завтрак, они уселись в центре зала. Отец словно нарочно выбрал место, чтобы быть у всех на виду.
Кир быстро застучал ложкой,
— Не торопись. Всё равно нас ещё ждать будешь, — и как будто нарочно медленно разломил кусок хлеба, отложил часть в сторону, взял ложку и принялся неторопливо есть.
— Ты чего издеваешься? Если собрался пропесочить меня, то давай — песочь.
— А есть за что? — отец прищурил глаза.
— Да ты найдёшь, — буркнул Кир себе под нос.
— Ваня, скажи уже ему, — мать повернулась к отцу. — Чего ребёнка мучаешь?
— Ребёнка? Этот ребёнок уже нас перерос, а ты с ним всё тетешкаешься. До скольки лет колыхать-то его будешь?
Родители заспорили. Кир вздохнул и отвернулся. Мать всегда была на его стороне, и, хотя её забота подчас здорово доставала, но, если б она не вступалась за него перед отцом, жизнь Кирилла стала бы совсем невыносимой. И, всё же, Кир не любил, когда они ругались.
— Ну вот что, ребёнок, — отец насмешливо посмотрел на него. — Утром по громкой связи всех оповестили, что никто не должен покидать уровень. Матюгальник орал здорово, но у тебя же сон как у младенца.
Кир пропустил мимо ушей язвительную колкость отца.
— Чего это?
— Не сказали. Наверно, из-за гриппа. Может, на карантине подержат недельку-другую.
— А работать как? — удивился Кир.
— Никак. Будешь отдыхать.
— Круто!
— Господи, ну что ж ты за дурак-то какой растёшь, — устало покачал головой отец. — И в кого только?
***
Кирилл не знал, как отнестись в этим внезапно образовавшимся каникулам. С одной стороны, было здорово побездельничать недели две, не слышать и не видеть толстого Колобка, грядки эти осточертевшие, а, с другой стороны, это же с этажа никуда не выбраться — сиди, как пень, у родителей под носом. Даже до Веселова, который жил двумя этажами ниже, и то не добежишь. Хорошо ещё хоть Вовка Андрейченко с ним на одном уровне.
Но пока его к Вовке не отпускали. Отец не объяснял, почему, просто не отпускал и всё, и Кирилл маялся от безделья, слоняясь из угла в угол. Сам отец куда-то ушёл, но ему строго-настрого велел оставаться дома с матерью.
— Мам, — несколько раз принимался уговаривать мать Кир. — Ну, мам, я только до Вовки добегу, туда и обратно.
— Нет. Отец сказал, будь дома, значит будь дома.
Она заметно нервничала. Несколько раз выходила в общий коридор, Кир слышал, как она говорила о чём-то с соседкой.
Отец вернулся часа через два.
— Ну чего, Вань? Что мужики говорят?
— Да никто ничего толком не знает, — махнул рукой отец. — Одни говорят одно, другие — другое.
— А Егор Саныч?
— Запропастился куда-то. Мы с Караваевым весь этаж прочесали — нет нигде. Как сквозь землю провалился.
У Егор Саныча, их участкового врача, наверняка, были ответы насчёт карантина. Должны были быть. Вот только где
— Ладно, Вань, — мать погладила отца по руке. — Потом ещё сбегаете поищите его. Должен появиться, и тогда…
Что «и тогда» мать договорить не успела: опять включилась система оповещения, и спокойный, чуть металлический женский голос произнёс:
— Внимание! Уважаемые жители шестьдесят пятого уровня, прослушайте важное сообщение!
Кир замер. Системой оповещения на этажах власти пользовались регулярно — это было удобно, действенно, и к такому способу сообщения новостей и распоряжений все давно привыкли. Но сегодня, видимо, сказалась общая тревожность, туманная неизвестность, которой был окутан весь этаж, и люди высыпали из своих отсеков, хотя в этом и не было никакой необходимости — голос из матюгальника, как называл систему отец, одинаково хорошо был слышен и в коридорах, и в квартирах.
Кирилл вертел головой, натыкался на взгляды соседей — пугливые, недоумевающие или заинтересованные. Мать крепко вцепилась в Кира, словно, ему было пять лет, и он мог легко потеряться в этой толпе. В другой раз Кир возмутился, вырвался бы, но сейчас он просто стоял, положив свою руку на материнскую и осторожно и бессознательно сжимал её сухую ладонь, чувствуя пальцами прохладную, шершавую, уже начавшую стареть кожу.
— Сейчас вам будет зачитан список фамилий в алфавитном порядке с указанием номера жилого отсека и выполняемых обязанностей. Те, чьи фамилии будут названы, должны подойти к восточному грузовому лифту в указанное время. При себе иметь смену белья и гигиенические принадлежности. Время будет названо отдельно. Уважаемые жители Башни, просьба сохранять спокойствие. Нарушители будут привлечены к административной ответственности. Список зачитывается три раза. Внимание! Внимание!
Кир вдруг отчаянно захотел, чтобы их фамилии не оказалось в этом чёртовом списке. Хоть бы их там не было. Хоть бы не было. Хоть бы…
***
К восточному грузовому лифту они подошли с последней группой: Шороховы оказались в самом конце алфавитного списка. Невысокий кряжистый охранник раздавал каждому какие-то пакеты.
— Это что? — отец Кира показал головой на пакет.
— Сухпай. Следующий!
— Погоди! Для чего это? Куда нас повезут?
Наверно, первый раз в жизни Кирилл услышал, как голос отца дрогнул.
— Всё там, папаша, скажут. Всё скажут. Не волнуйтесь.
— Выходим, не торопясь, никого не задерживаем. Не толкаемся, — скомандовал один их охранников, когда двери лифта наконец-то открылись. Охранников по традиции было двое — эта братия в Башне всегда ходила парами.
Люди начали выходить, и, хотя был приказ не торопиться, они всё равно отчего-то спешили, неловко суетились, озираясь по сторонам и прижимая к груди выданные пакеты и свои вещи — те, которые было велено взять с собой. Кир двигался в этой живой, колыхающейся в разные стороны толпе, пытаясь приноровить шаг к всеобщему движению, но то и дело спотыкался. И ему уже почти удалось поймать этот неровный стихийный ритм, стать его частью, как вдруг невысокая женщина, с тонкими, чуть вьющимися волосами мышиного цвета и невыразительным блёклым лицом, резко остановилась, сбивая общий, уже почти отлаженный ход, и тоненько закричала: