Башня

Уилсон Колин Генри

— Все прекрасно, — выговорил Доггинз, кивнув. — Дай мне минут пять, и будем готовы к отходу.

— Ты собираешься наружу? — изумился Найл.

— А то как же! Нам что, весь день здесь торчать?

Доггинз закрыл глаза и запрокинул голову. Крючковатый нос придавал заострившемуся лицу мертвенное выражение.

В течение пяти минут никто не обмолвился ни словом. Все, держа оружие наготове, смотрели на дверь, и Найла поразило: решительно никто не выглядел напряженным или испуганным. В положении, когда грозит смертельная опасность, не было места сомнениям

или колебаниям.

Все тревожно вскинулись: послышался короткий скрип. Следом донесся звук шагов, кто-то спускался по лестнице. В дверь постучали, и послышался голос:

— Смею ли войти?

— Это Каззак, — узнал Найл.

— Ты один? — спросил Доггинз.

— Да.

Доггинз сделал знак Уллику, и тот, сдвинув кресло, приотворил дверь. Снаружи стоял уже день. Каззак, входя в комнату, с улыбкой поклонился.

— Я — Каззак, управитель. — Он наделил Найла приветливо-ироничной усмешкой. — Я догадывался, что застану тебя здесь. — Доггинз встал на ноги. — А это, очевидно, господин Доггинз? Можно ли присесть?

Кто-то поспешил подтащить кресло. Было заметно, что величавость Каззака, а также явное отсутствие страха немедленно произвели впечатление на молодых людей. Управитель опустился в кресло аккуратно, с достоинством. Доггинз тоже сел.

— Я выступаю как посланник пауков, — отрекомендовался Каззак. — Сюда я пришел, чтобы передать вам их предложение. Они просили сказать, что вы совершенно свободны и можете идти.

Его слова вызвали замешательство. Доггинз, не веря ушам, спросил:

— Ты хочешь сказать, мы можем отправляться домой?

— Именно. Только с одним условием. Вы должны сдать все свое оружие.

Доггинз размашисто мотнул головой.

— Ни за что.

Каззак, казалось, был слегка удивлен.

— Позвольте спросить — почему?

— Потому что я им не доверяю, — отозвался Доггинз. — Нам никогда не удастся выбраться из этого места живыми.

Каззак покачал головой.

— Вы ошибаетесь. — Он сказал это с глубокой убежденностью, Найл понял, что искренне. — Если вы сдадите оружие, пауки пойдут на компромисс с жуками-бомбардирами. А потом это уже будет для них делом чести. Безопасность вам будет гарантирована. У них нет желания начинать войну.

Найл:

— Если мы сдадим оружие, им и не потребуется ее начинать. Нас просто уничтожат в любую минуту, вот и все.

Каззак кивнул.

— Логично. Но я абсолютно уверен, что они выполнят свое обещание.

— Откуда у вас такая уверенность? — осведомился Доггинз.

— Потому что я убежден: пауки хотят мира.

— Боюсь, наш ответ будет отрицательным.

Ясно было, что Каззака это не удивило. Некоторое время он напряженно думал, хмуро уставясь в пол.

— Получается, вы собираетесь уничтожить пауков?

— Нет. Мы хотим мира.

— Они предложили вам мир.

— Но на их условиях. Они могут передумать, если мы сдадимся.

— Я полагаю, вы заблуждаетесь. — Найл видел, что он все так же искренен. — Тем не менее позвольте мне предложить еще и такой вариант. Допустим, мы приходим к соглашению уничтожить это

оружие, чтобы им не владела ни одна из сторон. Вы пошли бы на это?

Доггинз долгое время взвешивал, затем (Найл так и знал) покачал головой.

— Нет.

— Осмелюсь спросить — почему?

— Потому что, пока оно у нас в руках, мы можем чего-то требовать. За него поплатились жизнью трое наших людей. Разве это можно сбрасывать со счетов?

— Оно стоило жизни и семерым паукам (вот это осведомленность). Почему бы не считать, что вы квиты?

Доггинз ровным, терпеливым голосом отвечал:

— По очень простой причине. До этого момента ты был раб и я раб. А вот теперь нас рабами уже не назовешь.

— Я не чувствую себя рабом.

По тому, как Каззак согнал складки со лба, можно было судить, что такое замечание уязвило его. Доггинз упрямо покачал головой.

— И все же ты раб, точно так же как я — раб жуков.

У Каззака побагровела шея.

— Неужто пауки чем-то хуже жуков?

— Намного, — вмешался Найл. — Когда я только еще прибыл в паучий город, я разговаривал с твоим племянником Массигом. Он абсолютно убежден, что пауков ему бояться нечего. Думает, что следующие двадцать лет будет им преданно служить, а те в награду отправят его отдыхать в великий счастливый край. Даже рабы полагают, что им вовсе ничего не грозит. Я, когда только попал в квартал рабов, видел, как один ребенок из озорства бросил какую-то штуковину в тенета. Ну все, думаю, сейчас ему конец. А паук вместо этого давай с ним баловаться. Все вокруг радуются, думают, что жить с пауками — сплошное веселье. И только нынче ночью до меня дошло, как все обстоит на самом деле. Рабов все время перегоняют с места на место, им даже ночевать не разрешается две ночи подряд под одной и той же крышей. Поэтому, когда раба съедают, никто не замечает этого. Массигу все известно о том, как поступают с рабами, но его это не трогает. Он абсолютно уверен, что с ним этого не произойдет.

Каззак слушал учтиво, но тесно сжатые губы выдавали нетерпение.

— Твои слова для меня не новость.

— Тем не менее вы по-прежнему верите паукам?

Каззак двинул плечами.

— На данный момент у меня нет альтернативы. Они хозяева положения. Мне что, доложить им, что хозяевами хотите быть вы?

— Зачем хозяевами — просто равными, — поправил Доггинз.

— Возможно, это даже удастся обеспечить, — сдержанно кивнул Каззак.

Доггинз широко улыбнулся.

— Если так, то считай, что мы договорились.

Каззак встал.

— Позвольте мне уйти и подумать, что именно можно предпринять.

Он пошел к двери, Уллик с Милоном оттащили в сторону кресло. Возле двери Каззак снова обернулся лицом.

— Вы не хотели бы дать мне хоть одно из ваших орудий? Просто как доказательство ваших добрых намерений?

Доггинз похлопал «жнец».

— Это, увы, нет. Нас всех здесь смогут пожечь, не успеем и глазом моргнуть.

— Неужели у вас не найдется никакого задатка для сделки? Чтоб можно было предъявить как залог добрых намерений?