Бастард царя Василия
Шрифт:
Адашев посмотрел на перемотанную тряпицей руку, пораненную отравленной стрелой.
– А раной я не занимался, – отрицательно покачал головой Санька.
– Что это вы шепчитесь? – Спросил, возмутившись, царь. – Пошли уже! Холодно тут у тебя, Александр.
В Санькиной спальне всегда было прохладно, и даже холодно. Только в лютые морозы он её протапливал. И то только чтобы совсем не выстудить. С детства он привык к холоду и даже босым бегал по снегу. Что-то у него в организме было нарушено. Или перенастроено. Читал он раньше про такие случаи, когда у людей
Они спустились вниз и продолжили застолье. Париться они прекратили. Оделись. Периодически выходили на свежий воздух, пропахший снегом и дымом, поднимавшемся из печных труб. Не все селяне восприняли его отопление по белому, но все поставили трубы, оценив их хорошую тягу. Теперь дымовые трубы стояли даже в домах с обычными очагами.
Через некоторое время, Адашев, сославшись на нездоровье, отпросился отойти на покой, а вслед за ним исчез и Сильвестр, сославшись на якобы отобравшую силы девку. Однако, обратив внимание на его хитрый взгляд Санька подумал, а не сговорился ли тот с той же девкой на продолжение блудного игрища, но уже в отведённой ему ко сну «келье».
Иван Васильевич уже тоже начал уставать и отпустил Адашева, являвшегося царёвым постельничим, словами: «Ступай-ступай, Фёдорович! Меня Санька разденет».
– Сказку расскажешь мне? – Спросил Иван, когда они остались одни.
– Расскажу, государь.
– Интересную?
– И поучительную.
– Как там у тебя… Сказка ложь, да в ней намёк – добрым молодцам урок?
– Как-то так…
Александру сегодня точно было не до сказок. Из головы не уходила его сделка с вампиром. Он её не особо страшился. Загубить чужую жизнь за Адашева – его единственного при царе сторонника? Да легко. Смотря какую жизнь, правда. Но он сразу придумал для вампира, как он думал, каверзу.
Саньку беспокоили покушения на Адашева.
– Ты знаешь, что на Алексея Фёдоровича жизнь покушаются. За этот год, говорит, четырежды.
– Знаю, – насупился Иван. – Ищут. Думаю, что найдут.
– Коли найдут, мне отдай после дознания. Я его сам кончу.
Царь посмотрел на Ракшая.
– Оно тебе надо? Руки кровью красить? На то палачи есть.
– Сам хочу, государь. То враги государства Российского, а значит и твои. Этих надо с особым тщанием. На торговой площади в базарный день.
– Раз мои враги, то, значит, мне надо с ними расправляться?
– У тебя есть слуги – руки твои. Не след тебе себя кровью марать. Отдашь?
Царь дёрнул плечами и скривился.
– Отдам. Пошли уже спать. Что-то и меня сморило.
Они поднялись на третий этаж дворца и вошли в небольшую тёплую спаленку.
– Я вот, что хотел тебе сказать, Ракшай, – сказал Иван, когда устроился на перине. – Давно как-то я сказал боярам, что ты брат мне по батюшке. Помнишь, пошутил я, что он прижил тебя с Марфой Захарьиной. Так вот, пошутить-то я пошутил, а молва людская разнесла, что будто ты его наследник,
Санька замер, раскрыв рот, потом закашлялся, поперхнувшись скатившейся не туда слюной.
– Час от часу не легче, – кое-как откашлявшись, с трудом проговорил он. – И что сейчас?
Иван усмехнулся.
– Удумали мы с Адашевым каверзу учинить. Мы официально признаем тебя наследником престола. Вторым после моего сына… и меня, естественно.
– Для чего? – Удивился Санька.
– Для того, чтобы узнать, кто против меня и моего рода умышляет зло. О том мы уже объявили… по-тихому. Письма батюшкины «нашли». Их и искать-то не надо было. И так имелись. Дитё и вправду было, да сгинуло не знамо куда. Потому и кривда правдой смотрится.
Иван замолчал и глубоко вздохнул.
– Да и разумен ты, в отличие от моих бояр и дьяков. Дар опять же твой в грядущее заглядывать… Вот я и подумал, что ежели что случиться со мной или сыном моим, то лучшего правителя для Руси не сыскать. А Захарьин-Юрьев род тебе в помощь будет.
– Не очумел ли ты, государь?! – Вскинулся с напольной лежанки Александр. – Ты меня спросил?!
– Рцы, Санька, – устало и тихо приказал царь. – Засыпаю я.
Иван уснул, а Санька ещё долго ворочался, перебирая в мыслях новость. Судьбы родичей правителей всегда были печальны. Редко кто из них мог даже семьёй обзавестись или детей родить. А уж к покушениям и отравлениям во дворцах все просто привыкли.
– «Вот ведь удружил государь!», – думал Санька. – «Сейчас в Усть-Лугу поедут гонцы… Да как бы не передумал потом царь-батюшка в игры эти играть. Чтобы больших людей губить надо зачинщика найти, а я вот он-чем не зачинщик».
Третьих петухов Александр встретил с «дурной» головой. Разбудил его Адашев, который пришёл помогать одеться царю.
– Надо бы похмелиться, – хмуро буркнул государь.
Спустились в банную подклеть и увидели в трапезной Сильвестра, всклокоченного, и похоже, только сейчас проснувшегося.
– Ты здесь, что ли почивал, отец родной? – Спросил его Иван Васильевич.
– Так тут хоромы, почитай, царские… И тепло, и снедь с питьём на столе осталась.
– Снедь же, вроде, девки должны были убрать, – удивился Александр. – Не приходили, что ли?
Сильвестр потупил глаза.
– Приходили. Убирали. И снова принесли. Славные у тебя девки.
Государь раскрыл от изумления рот, а потом рассмеялся.
– Ну, ты, отец родной, и ухарь! – Вскричал он. – Ай да Сильвестр! Отец – молодец!
– Грешен, грешен… Сёдни со вторых петухов молюсь и каюсь.
Дверь одной из комнат «отдыха» отворилась, и оттуда вышла абсолютно голая «амазонка». Она спокойно прошла мимо удивлённых мужчин в предбанник и закрыла за собой дверь.
– Видим мы, как ты молишься! – Засмеялся Иван. – На коленях оба стояли?
– Он из неё беса вчерашнего изгонял, – вставил Санька, вспомнив один из рассказов Боккаччо.
Государь смеялся раскачиваясь телом, потом ойкнул, схватился за голову.
– Ну вас, уморите, налейте лучше мёду кислого… холодного…