Бастард де Молеон
Шрифт:
«Сегодня я призываю тебя к себе, потому что ты дал мне обещание только меня считать своим братом по оружию. Мы с тобой христиане, приезжай ко мне в Португалию, в Коимбру, которую я недавно отвоевал у неверных. Я предоставлю тебе возможность совершать славные подвиги в борьбе с врагами нашей святой веры. Ты будешь жить у меня во дворце. При дворе ты будешь словно моим братом. Приди же, брат мой, ибо я, живущий в окружении коварных и опасных врагов, действительно нуждаюсь в любящем меня человеке.
Коимбра – город, имя которого тебе должно быть известно, лежит в Португалии, в двух льё от моря, на берегу реки Мондегу. Тебе придется ехать только через дружественные нам земли: сначала через Арагон – родовое владение,
39
Санчо III Великий – король Наварры с 1000 по 1035 г.; завоевав Кастилию и Леон, принял титул короля всех Испании; оставил своему внебрачному сыну Рамиро королевство Арагон.
40
Альфонс VI (1065–1109) – король Леона и Кастилии; вел упорную борьбу против мавров; в 1085 г. после семилетней осады отбил у них город Толедо.
41
Леон – историческая область Испании, завоеванная арабами в VIII в., окончательно освобождена к концу XI в.; в X – начале XI вв. самостоятельное королевство, позже объединившееся с королевством Кастилия.
42
Пелайо (ум. в 737 г.) – с 718 г. первый король Астурии, области в Северной Испании, превратившейся с расширением ее владений в XIII в. в королевство Леон. Пелайо положил начало Реконкисте («обратному завоеванию»), освобождению Испании от арабов, разбив в 718 г. в долине Ковадонга отряд завоевателей-мавров.
Прощай и не забывай, что я целый день велел называть себя Аженором в твою честь так же, как ты весь день звался Фадрике, чтобы оказать мне почтение.
В тот день я носил твои цвета, а ты – мои, ты повязал мой шарф, я – твой. Так мы и ехали вместе до самого Урхеля, охраняя возлюбленнейшую нашу королеву донью Бланку Бурбонскую. Приезжай, дон Аженор; мне необходим брат и друг. Жду тебя».
– Ничего нет в этом письме, что могло бы указать нам дорогу, – вздохнул Мюзарон.
– Нет есть! Наоборот, в нем все есть! – возразил Аженор. – Разве ты не слышал, что я весь день носил его шарф?
– Ну и что?
– Знай же, что цвета шарфа были желтый и красный. Посмотри хорошенько, Мюзарон, глаз у тебя зоркий, посмотри, не видишь ли ты в этих городах здания, над которым развевается желтый, как золото, и алый, как кровь, стяг; здание это будет дворцом моего друга дона Фадрике, а все, что окружает дворец, – городом Коимбра.
Мюзарон приложил ладонь ко лбу, чтобы защитить глаза от солнечных лучей, которые расплавляли все предметы в горячие волны света, и, долго водя головой слева направо и справа налево, наконец остановил свой взгляд на городе, что был расположен справа, в излучине реки.
– Значит, мессир Аженор, Коимбра
– Это крест святого Иакова! – воскликнул рыцарь. – Верно! Но ты не ошибся, Мюзарон?
– Посмотрите сами, ваша милость.
– Солнце так сверкает, что я плохо вижу. Ну-ка, покажи, куда смотреть.
– Вон туда, мессир, вон туда… вдоль дороги… Видите два рукава реки? Развилку дороги видите?
– Да.
– Теперь смотрите вправо, на дорогу, что идет по берегу реки. Видите, как отряд мавра входит в городские ворота? Смотрите же, смотрите…
В этот миг солнце, которое до сих пор только мешало нашим путникам, пришло на помощь Мюзарону, высекая огненные искры из позолоченных доспехов мавров.
– Да, да, вижу! – воскликнул рыцарь. Затем, немного подумав, добавил: – Гм! Мавр ехал в Коимбру и не понял слова «Коимбра». Чудеса какие-то! Прежде всего я попрошу дона Фадрике оказать мне любезность и помочь мне наказать мавра за подобную наглость. Но почему же дон Фадрике, столь благочестивый сеньор, чей титул ставит его в первый ряд защитников веры, терпит мавров в своем вновь отвоеванном городе, откуда он изгнал их? – продолжал вслух рассуждать рыцарь.
– Как почему, мессир? – перебил Мюзарон, хотя его и не спрашивали. – Разве дон Фадрике не приходится единокровным братом сеньору дону Педро, королю Кастилии?
– При чем тут дон Педро? – спросил Аженор.
– Как при чем? Неужели вы не знаете – признаться, меня это удивляет, ибо слухи об этом уже дошли до Франции, – не знаете, что у этой семьи врожденная любовь к маврам? Говорят, король просто не может без них обойтись. Мавры у него в советниках, в лекарях, в телохранителях, и даже в любовницах у него мавританки…
– Замолчите, метр Мюзарон, – прикрикнул рыцарь, – и не смейте вмешиваться в дела короля дона Педро, знатнейшего государя и брата моего прославленного друга!
– Брата, брата! – пробормотал Мюзарон. – Слышал я, чем кончается это его братство с маврами, – удавкой или взмахом кривой сабли. По мне, лучше иметь братом Гийонне, что пасет коз в долине Андорры и распевает песенку:
Я высоко в горах, Несчастный пастушок, – чем короля дона Педро Кастильского. Так вот я думаю.
– Можешь думать, что хочешь, – резко сказал рыцарь, – я вот думаю, что тебе лучше помолчать. Когда люди оказывают тебе гостеприимство, нужно хотя бы не говорить о них дурного.
– Но ведь мы следуем не к королю дону Педро Кастильскому, – возразил неисправимый Мюзарон, – а приехали в Португалию к дону Фадрике, властелину Коимбры.
– Неважно к кому, – перебил его рыцарь, – молчи, и все тут.
Мюзарон поднял свой белый берет с красным помпоном и поклонился с лукавой усмешкой, которую скрыли длинные, черные как смоль волосы, упавшие на его худое смуглое лицо.
– Если вашей милости угодно ехать, – сказал он, немного помолчав, – я ваш покорный слуга.
– Надо спрашивать это у твоей лошади, – заметил Молеон. – Ладно, если она не хочет идти, оставим ее здесь. Вечером, когда она услышит вой волков, сама прекрасно доберется до города.
Животное, словно поняв эту угрозу, с неожиданной резвостью поднялось и подошло к своему хозяину, склонив холку, все еще блестевшую от пота.
– Ну что ж, поехали, – сказал Аженор.
И тронулся с места, приподняв забрало шлема, которое опустил при встрече с мавром. Окажись здесь командир арабов, он смог бы своими острыми глазами рассмотреть красивое и благородное лицо, раскрасневшееся, запыленное, но выражавшее сильный характер; уверенный взгляд, тонкий, лукавый рот, белые, словно из слоновой кости, зубы и еще не заросший бородой, твердо очерченный подбородок – признак несгибаемой воли.