Бастард Ивана Грозного — 2
Шрифт:
Свадьбу гуляли положенные три дня, а потом царь возжелал отправиться в свадебное путешествие. На государственном правлении Санька оставил Владимира Старицкого и Адашева, а сам с большим поездом и пышными проводами выехал в сторону Рязани провожать черкесских родственников. Это решение он согласовал с Большой государственной Думой, на которую вызвал и опальных бояр.
Дума прошла напряжённо. Бояре, не догадываясь о причинах «большого сбора», меж собой переглядывались и перешёптывались, а когда в Грановитую палату зашёл Александр, смолкли. Санька
— Тебе, брат оставляю Москву на правление, покудова провожу гостей. Задержусь ненадолго в Рязанской Троицкой обители. Да проеду потом по льду до Итиля, а дале по оному до Твери. Путь долгий, но маю месяца за два управимся. Хочу жёнке и сватам наши земли показать.
— Что там показывать? — буркнул Владимир. — Надо тебе, государь, жопу морозить. Не дай бог простудишься! Добро бы летом…
— На буерах быстро. Гостевать будем часто.
— Буера эти ещё твои смертоубийственные... У него же прыть, как у бешеного скакуна. И как ты ими управляешься?!
Санька не раз пытался вовлечь Старицкого в свои забавы, но тот, то ли действительно боялся скорости, то ли намеренно не хотел сближаться даже в развлечениях.
Санька понял ход его мыслей и отмахнулся.
— Вот, бояре! — воскликнул он. — Прошу принять и утвердить моё решение о передаче бразд правления до моего возвращения в Москву брату моему Владимиру Старицкому.
Санька немного помолчал и добавил.
— И моему управляющему делами Адашеву Алексею Фёдоровичу. Думе собираться в этом же составе и дела вершить ладно.
Бояре снова зашептались, но уже бодрее. Лица разгладились, глаза заблестели. Думали, что минула их чаша царского гнева.
Александр усмехнулся и пошёл собираться к отъезду, ибо путь и впрямь ожидался длинным и трудным.
Глава 32
Двадцатка больших буеров быстро донесла Санькин отряд до Рязани. Вместе с ним в буере ехали родственники Азы Темрюковны и ближники Александра. В каждом десятиметровом буере располагалось по двадцать человек. Без особого комфорта, но всё же с ветерком. Поездка князьям Черкасским понравилась. Далее их пути разошлись. Санька поехал по реке к Новгороду, а черкесы конно к Астрахани. С собой они гнали табун Санькиных породистых лошадей.
Вместе с черкесами отбыл и тысячный отряд Санькиных Опричников, решивших прокатиться по волжским степям и заодно погонять крымчаков.
Прощались долго. Обнимались, целовались. Князья хлопали друг друга по спинам. Наконец, разъехались.
Однако Санька и его отряд доехали на буерах лишь до городка Шилова где, переночевав, пересели на заранее переправленных сюда лошадей. Буера загрузили пушками, тоже привезёнными сюда заранее, поставили на лыжи и вместе с конными отправились на юго-запад. Санькин и «Астраханский» отряды соединились в Ряжске и дальше двинулись вместе по направлению к Липецку.
Двухмачтовые буера неслись
Саньке нравилась зимняя езда на лошадях. Дорога была наезженная. Он почти не мёрз, в седле не уставал и мог скакать сутками. Если бы не усталость лошадей…
Его жена тоже сидела в седле, словно влитая, и видно было, что она радовалась, что не осталась в Москве. Русская столица ей не понравилась. Сильно большая. Таких больших и шумных городов Аза ещё не видела. Сейчас она чувствовала себя птицей, выпущенной из клетки, хотя ей вообще-то не нравилась степь. Получалось, что птица летела очень низко и это её угнетало. Но всё равно это был полёт.
Своим отъездом Александр решил убить нескольких зайцев. Во-первых, — тайно напасть на крымского хана, шпионов которого в Москве было так много, что любые попытки отправить отряды заканчивались неудачей. Во-вторых, — ему тоже надоела Москва. И его «прыжки»… То в образ «Ракшая», то в образ царя, то в Воронеж в тело Петрухи.
А в третьих… Санька помнил, чем для Ивана Грозного едва не кончилась попытка государственных реформ. Того обложили так, что царь едва смог сбежать. Вот Санька и предвосхитил события, отдав бразды правления тому, кого и хотели воссадить на трон бояре. Это была, своего рода провокация. Катализатор. И он должен был проявить скрытые в глубине процессы. Но, даже если боярская дума возьмёт власть, казна была пуста.
Казну, Санька, на этот случай, вывез. Казначей добровольно кладовые не откроет, так как был оборотнем, вселившимся в тело Фёдора Ивановича Сукина, и бунтовщикам придётся брать их силой. Что, даже если они сначала захотят проверить наличие денег, тоже будет показателем бунта. А оборотень всех запомнит в лицо.
Поэтому Санька скакал по накатанному тракту, весело насвистывая какую-то «древнюю», годов семидесятых, роковую мелодию.
* * *
О нападении на Таманские крепости Александр сговорился с кабардинским князем Темрюком Идаровичем и недавно посаженным на Астраханский «трон» ханом Бек-Булатом. После того, как Александр провёл первые переговоры с послами черкесов, он отправил к вновь перешедшей под «руку» Крымского хана Астрахани воеводу Черемисинова с семьюстами ратниками. Тот Астрахань захватил. Предавший Ивана Грозного Дервиш-Али бежал, как и почти всё население города.
Черемисинов пригласил из Ногайской орды потомка Ченгисхана Бек-Булата, передал ему в управление город, а сам отправился на помощь Темрюку, в чём преуспел.
Таким образом, весь восток Московии оказался в руках ногаев и черкесов, с которыми сейчас породнился Санька. Бек-Булат был женат на одной дочери Темрюка, а Александр на другой. Однако Санька понимал, что удержать Кавказ, Астрахань, да и Казань без захвата Тамани и устья Днепра было невозможно. Вот он и сместил сферу государственных интересов в эту сторону.