Бастард
Шрифт:
— Все нормально, госпожа. — Женщина осторожно надавила на края раны. — Клинок даже не разорвал мышцы, а прошел между ними. Нагноения тоже нет. Я наложу бальзам и легкую повязку. И с Божьей помощью господин скоро исцелится.
— Это хорошо. — Мадлен удовлетворенно кивнула.
— Ваше высочество, а как там Франсуа? — осторожненько задал беспокоящий меня вопрос.
— Я решила вас наказать, виконт! — Регина изящным движением села в кресло. — Паж останется у меня. Поверьте, ему так будет лучше.
— А он сам на это согласен?
— Конечно, но боится
Вот черт… отобрала все-таки пажа. Да и бог с ним… Может, мальчишке при ней действительно лучше будет. Ну не приспособленный он никак к ратной службе. Ладно, забыли…
Арабка ловко и быстро обработала рану какой-то остро пахнущей жидкостью и, наложив бальзам, забинтовала обратно. Новыми бинтами… что даже удивительно.
После чего все дамы испарились, прихватив с собой недоеденного гуся с вином. Взамен оставили кувшин сидра, зимние яблоки и еще какое-то пряно пахнущее питье, наказав мне его пить как можно чаше.
Ага… Сами пейте. Мне и сидра хватит.
Мадлен, уходя, послала мне очень многозначительный взгляд. Правда, что именно он означал, я так и не понял. Хотелось бы, чтобы именно то, на что надеюсь.
Впрочем, тосковал и голодал я совсем недолго. Притащился Тук с забинтованным лбом и отчего-то распухшим как картошка носом. Краше в гроб кладут, но держался он бодрячком. Практичный шотландец благодаря неизвестно откуда взявшимся связям на кухне, не иначе от успешно охмуренной служанки, раздобыл большое блюдо с нарезкой из копченостей, сыра и разнообразной колбасы и еще один кувшин сидра.
Я ему сообщил, что Франсуа мы лишились. Шотландец сильно опечалился и на фоне этой печали сам сожрал половину подноса еды и выпил кувшин сидра. После чего я его погнал на конюшню проведать наших лошадей. Если уже встал, чего без дела маяться?
Сам маленько погрустил и, машинально нашарив на столике кубок с питьем, оставленный арабкой, глотнул из него добрый глоток. Не скажу, что особо отвратно: горьковато, кисловато и солоновато одновременно. В общем, гадость… Но после этой гадости я чуть ли не моментально вырубился и крепко, без сновидений, проспал до самого позднего вечера. Великолепно отдохнув, между прочим.
Разбудил меня кардинал Пьер де Фуа. Сей духовный муж приперся и с ходу стал меня вербовать… да-да… именно вербовать, иначе предложение мне богатого епископства не назовешь. Что он хотел взамен, я толком так и не понял, но, по его словам, он брался уладить мои разногласия с Пауком в обмен на уход из мирской жизни. Зачем это нужно именно самому кардиналу — осталось неизвестным. Я согласился подумать и, сославшись на недомогание, отмазался от немедленного ответа на столь щедрое предложение. Кардинал обрадовался и свалил. Вот и думай, кто в Фуа больший сторонник Паука. Сама Мадлен или братец покойной Жанны.
Попробовал вздремнуть, но уже не получилось.
Снова заявился в гости барон де Бальзамон вместе с мэтром Понсом. Испанец подтвердил, что Шарль д’Айю —
Пришла она на этот раз почти без свиты, только с Мединой и мощного сложения служанкой, которую тут же выставила на пост за дверью.
— Меня расстраивает ваше поведение, Жан! — вкрадчиво заявила она и присела в кресло.
— Я исправлюсь, ваше королевское высочество. — Я откровенно залюбовался региной.
Мадлен сидела напротив окна, и садившееся солнышко окрасило ее дивные волосы в фантастический переливающийся огненный цвет. Казалось, над ее головкой реет ангельский нимб. Принцесса не стала надевать на себя никакого головного убора, а набросила на волосы прозрачное невесомое покрывало, прихватив его золотой диадемой, что ей необыкновенно шло и молодило. Казалось, что предо мной совсем юная девушка.
— Почему вы не хотите исполнять мои предписания по лечению? — капризно поинтересовалась Мадлен и, проведя платочком мне по лбу, вытерла несуществующую испарину. При этом она наклонилась, заставив меня вдохнуть аромат фиалок и здорового, чистого женского тела.
— Я буду… — послушно согласился я, от волнения чуть охрипнув.
— Вы обещаете? — Мадлен чарующе улыбнулась и провела рукой по моим волосам.
— Все что угодно.
— Я запомню. — Регина гибко, как кошка, встала и отошла к окну. Затем резко обернулась и спросила у арабки: — Ты закончила, Медина?
— Да, госпожа. — Арабка быстро закончила перевязку и поклонилась. — У господина все в порядке.
— Жди меня за дверью, — властно приказала Мадлен.
Подождала, пока арабка вышла, и присела на кровать. Секунду помолчала, рассматривая меня, потом спросила:
— Вы, Жан, дрались с д’Айю из-за меня?
— Не из-за вас, ваше королевское высочество… — я сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями, вернее — очень боясь ляпнуть что-нибудь лишнее, — а за вас.
Мадлен прерывисто вздохнула, провела рукой по моей груди, затем неожиданно наклонилась и впилась поцелуем в губы. Едва успел ответить, как она вскочила и, ни слова не говоря, выскочила из комнаты.
— Тысяча чертей и преисподняя, — выругался я в голос и чуть было не вскочил с кровати.
Вовремя опомнился, набулькал себе вина и залпом выпил. Какая женщина!.. Вкус барбариса от поцелуя до сих пор на губах стоит. Моя будет, законный трофей! От отчаяния и невозможности что-либо предпринять опять хватанул лечебного пойла и забылся во сне.
Проснулся от света свечи. Открыл глаза, потянулся за кинжалом под подушку — и замер…
Держа в руках подсвечник, около кровати стояла Мадлен в прозрачном длинном пеньюаре. Женщина поставила светоч на стол, сделала осторожный шажок вперед, присела на кровать и прильнула ко мне.